Счетчики




«Искушение Анжелики / Анжелика в Голдсборо» (фр. La Tentation d’Angelique) (1966). Часть 4. Глава 15

Неровными, спотыкающимися шагами, задевая за углы и за какую-то мебель, она пробиралась сквозь полумрак комнаты, куда проникал лишь бледный свет изредка выглядывавшей из-за облаков луны. Гонимая желанием куда-нибудь спрягаться, навсегда исчезнуть, Анжелика забралась в самую отдаленную часть деревянного форта. Как раненый зверь прячется в глушь, чтобы умереть, так и она не в силах была выйти на простор, на глаза местных сплетниц, в это ужасное одиночество, где ей некуда будет укрыться от всеобщей враждебности. Она шла, повинуясь инстинкту, по лестницам и коридорам, шла к этой просторной и укромной комнате и, даже не видя ее, поняла, что это была «их» комната, комната, где они в прошлом году любили друг друга; и где она мечтала о новой встрече с ним.

Наощупь, ушибаясь об острые углы, она дошла, наконец, до центра комнаты и остановилась. И тут вдруг сквозь адский грохот окружавшей ее тишины, до нее впервые долетел какой-то звук. Казалось, двое людей громко дышали рядом с ней. Она испугалась, но вскоре поняла, что это всего лишь отзвук ее собственного прерывистого дыхания, смешивающегося с шумом волн, бьющих о каменные волнорезы у подножия форта.

Она была одна.

Только что пережитый страх заставил ее все забыть, но теперь на его место приходил другой, всепоглощающий страх непоправимости катастрофы. Ей казалось, что одна половина ее головы выросла до непомерных размеров, как будто на ней образовался огромный бесформенный нарост, какие бывают на тыквах, и половина ее лица так горела, словно эта опухоль была из раскаленного Докрасна чугуна. Она осторожно дотронулась рукой до потерявшей всякую чувствительность кожи. Опухоли не было, но зато, при одном только прикосновении пальцев, ее пронзила острая боль. И тут же, с неумолимой ясностью, перед ней встало все происшедшее. Колен!.. Она вспомнила, как он обнимал ее, как его руки ласкали ее тело, как его губы прижимались к ее губам в бесконечном поцелуе.

А спрятавшийся человек наблюдал за ними, видя их при свете горевшей свечи… И теперь об этом знает Жоффрей… И он обвиняет ее в самом худшем!.. Как заставить его понять, как объяснить ему, чтобы он поверил…

Если она только заикнется о Колене, он убьет ее. Он и так сегодня мог убить ее. Она чувствовала это всем своим перепуганным существом и никак не сопротивлялась, не сделала ни единого жеста, чтобы защищаться. Он мог уничтожить ее, превратить ее в прах. И все потому, что ОН БЫЛ ДЛЯ НЕЕ ВСЕМ!

Она долго просидела так в темноте, стараясь дышать потише, чтобы не вызвать вместе со жгучей физической болью обрывки этих ужасных видений: Жоффрей! Жоффрей! Какое у него было ужасное лицо! Когда он двигался, в складках его шитого золотом камзола из атласа цвета слоновой кости мелькали проблески алой подкладки, и Анжелике казалось, что там двигаются и переливаются капли крови, падают кровавые слезы. Кровь лилась по ее лицу. И ее пальцы были испачканы кровью, и, облизнув языком свои онемевшие губы, она почувствовала солоноватый привкус, и ее охватило какое-то недоверчивое удивление. Неужели он ударил ее?!

Да, он ударил ее, она это заслужила! И под их ногами разверзлась бездонная пропасть…

Она сидела в тревожной темноте, дрожа всем телом и вглядываясь в эту зияющую пропасть, и ее опять охватывал страх. Теперь он полз на нее оттуда, из пропасти, словно целая орда хихикающих чудовищ со злобно горящими глазами…

Все это случилось слишком неожиданно и именно тогда, когда она считала, что то, что было в Вапассу, связало их вновь и навсегда, что любовь их нерушима, неприступна и неизменна.

Это было, как ураган, как землетрясение, и в то же время подобралось к ним исподтишка.

Зверь, исторгнутый адом, жестоких глаз которого она вовремя не распознала, подкравшись, напал на них.

Оба — оба они — попали в капкан, сути и устройства которого она не понимала, но уже ощущала, как ее начинают сдавливать безжалостные клещи. Все было так ловко подстроено, что и Жоффрей, и она сама, были ранены первым же выстрелом, и в самое сердце.

«Жоффрей! Жоффрей прийди, я молю тебя!.. Не оставляй меня одну! Мне страшно!»

Комната наполнялась какими-то устрашающими призраками, и она вдруг четко представила себе всю неодолимость той преграды, что выросла между ней и ее мужем, которого она так любила и так смертельно оскорбила.

Ей казалось, что чья-то рука, взяв за горло, душит ее, ей стало трудно дышать. Боясь потерять сознание, она прижала обе руки к своим распухшим губам, чтобы заглушить готовые вырваться рыдания, и, вызвав приступ невыносимой боли, удержать гаснущее сознание. Пока наконец, под воздействием боли и острого осознания того, что она потеряла, ее страдания не прорвались детскими отчаянными всхлипами… «Если он меня не любит больше.., если он меня больше не любит.., что же со мной.., будет?»

Назад | Вперед