Счетчики




«Неукротимая Анжелика / Анжелика в Берберии / Анжелика и Султан» (фр. Indomptable Angélique) (1960). Часть 1. Глава 5

В марсельскую гавань медленно входила королевская галера. В синем зеркале рейда отблесками пожара вспыхивали отражения ее развевающихся на ветру темно-алых шелковых флагов с золотыми кистями, сверкающих щитов с адмиральским гербом, прибитых к верхушкам мачт, и ярко-красного морского флага, вышитого золотыми лилиями.

Толпа, заполнявшая набережную, всколыхнулась от любопытства. К тому месту, куда должно было подойти это прекрасное судно, помчались, громко перекликаясь, торговки рыбой, фруктами и цветами, подхватившие свои корзины с инжиром и мимозами, дынями и гвоздиками, морскими ершами и устрицами. Туда же подходили и щеголи, прогуливавшиеся по берегу в сопровождении своих собачек, и рыбаки в красных колпаках, чинившие поблизости свои сети. Два грузчика, турки в широких шароварах (красных у одного и зеленых у другого), с взмокшими от пота спинами, отливавшими красным деревом, спустили наземь огромные тюки сухой рыбы, которые они тащили, уселись на них, вытащили из-за пояса длинные трубки и закурили. Прибытие в порт галеры означало для них передышку, потому что в это время замирала муравьиная суетня на берегу. Позволяли себе остановиться, отойти от весов, свободно вздохнуть и капитаны, следившие за погрузкой товаров на свои корабли, и дородные купцы, суетливо семенившие туда-сюда со своими приказчиками и подручными. Все спешили к галере, как на спектакль, и не столько полюбоваться крылатым ее изяществом и великолепием нарядных офицеров, сколько поглядеть на каторжан. Это было страшное зрелище, заставлявшее женщин в ужасе креститься, но и оторвать их от него было невозможно.

Анжелика поднялась с лафета пушки, на котором просидела в ожидании несколько часов. За ней шел ее слуга Флипо с дорожным мешком в руках. Они замешались в толпу.

Наконец галера подлетела к берегу, гонимая мощными ударами двадцати четырех весел. Пока она поворачивалась, можно было полюбоваться длинным волнорезом на ее носу с острием, отделанным черным деревом и увенчанным огромной позолоченной деревянной сиреной; затем собравшиеся на набережной получили возможность разглядывать нарядную корму, отделанную щитами и статуями из дерева, украшенного позолотой, над которыми подымался полог из красно-золотой парчи. В этой огромной палатке, которую называли еще скинией, размещались офицеры.

Перед самой остановкой весла поднялись и застыли в воздухе.

На борту, возле позолоченной лестницы для схода с корабля остановилась группа офицеров в парадных мундирах. Один из них наклонился вперед и, сняв шляпу с большим плюмажем, стал делать знаки в направлении Анжелики. Она обернулась и, к своему облегчению, увидела, что из подъехавшей кареты выходят несколько изящных молодых дам. К ним-то и обращался офицер. Одна из этих дам, брюнетка с пикантным, хотя и чересчур усеянным мушками личиком, воскликнула восторженно:

— Ах, вот наш очаровательный Вивонн! Хотя он адмирал, и в Марселе у него больше власти, чем у Его величества короля, он остается по-прежнему милым и простым! Он нас заметил и любезно приветствует.

Узнав герцога де Вивонна, Анжелика тут же укрылась в толпе. Брат госпожи де Монтеспан уже ступил своими высокими красными каблуками на скользкие камни набережной и подходил с протянутыми руками к экзальтированной брюнетке.

— Я счастлив видеть вас на этом берегу, прекрасная Ариана. И вас тоже, Кассандра. А кого это я вижу вон там? Неужели это наш любезный Калистро? Как приятно!

Адмирал обменивался любезностями со своими знакомыми в привычном стиле светской беседы, а зеваки вокруг смотрели на него, разинув рот. Герцог де Вивонн, действительно, выглядел великолепно в своей роли почти вице-короля. Загар прекрасно сочетался с голубыми глазами и пышными светлыми волосами. Герцог был высокого роста, так что некоторая полнота не портила его, он обыгрывал ее, как умелый актер, — она придавала ему внушительность. Он был веселого нрава, остроумен, охотно смеялся, в нем узнавались некоторые черты его блестящей сестры, любовницы короля.

— Мне просто случайно удалось сделать здесь небольшую передышку, — объяснял де Вивонн. — Через два дня я должен отправляться в Кандию. Повреждения, причиненные кораблю бурей, и болезнь части экипажа принудили меня зайти в Марсель. И раз вы здесь, я приглашаю вас всех к себе в гости. У нас есть два дня, чтобы попировать.

Сухой треск, вроде пистолетного выстрела, заставил всех вздрогнуть. Это щелкнул плетью, побуждая толпу отойти, один из тех стражников, что стерегли каторжников.

— Пойдемте же отсюда, мои милочки, — ласково проговорил де Вивонн, опуская на плечи молодых женщин свои руки в перчатках из белой кожи. — Сейчас появятся каторжники. Я разрешил полусотне из них дойти до бухточки Рошер, до кладбища, и похоронить там одного из них — этот чудак не придумал ничего лучше, как испустить дух, когда мы уже входили в гавань. Это нас и задержало. Мой помощник предложил — с моего одобрения — бросить труп в море, как это всегда делают, если галера находится среди волн. Но священник воспротивился, сказав, что не успеет прочитать все молитвы и выполнить обычные церемонии, и что нельзя с христианином обращаться, как с дохлой собакой; короче, что он хочет предать его земле по всем правилам. Я уступил, потому что мы были уже почти в гавани и потому что я знаю по опыту, что этого миссионера не переспорить. Раз он вбил себе что-то в голову, его не заставишь отступиться ни силой, ни уговорами. Так идемте же! Я хочу прежде всего отвести вас к мороженщику Севоле: полакомимся у него фисташковым шербетом и попьем турецкого кофе.

Они ушли, а стражник у сходней продолжал щелкать плетью. Он был похож на служителя зверинца, из тех, что стоят у открытой дверцы клетки, выпуская хищников на арену цирка.

За позолоченной стенкой раздавались жуткие звуки, звон цепей, хриплые голоса.

Толпа зрителей зашевелилась, когда на лестнице появились первые каторжники. Они держали цепи, — кто на плече, кто в вытянутой руке, — чтобы их тяжесть не слишком мешала шаткой походке. Один за другим они ступали на доски сходней. Скованы они были по четверо. Лодыжки их, — там, где ногу охватывало металлическое кольцо, — были кое-как обернуты грязными тряпками, но большей частью эти тряпки были в крови.

И мужчины, и женщины крестились, когда каторжники проходили мимо. Те были босы, почесывались, шли, опустив глаза. От их одежды — шерстяной рубашки и штанов, с широким поясом, когда-то белым, — задубевшей от морской воды, — исходила ужасная вонь. Большинство были бородаты. Их спутанные волосы вылезали из-под надвинутых по самые брови красных шерстяных шапок. У некоторых шапки были зеленого цвета. Это были осужденные бессрочно.

Первые прошли с безразличным видом. Следующие предоставили ожидаемую потеху. Они поглядывали на женщин загоревшимися глазами, отпускали грубые шутки, делали непристойные жесты. Один напустился почему-то на тихого горожанина, который спокойно стоял неподалеку, — но стоял свободно, не был закован! — выкрикивая:

— Тебе это забава?.. Ах ты, винная бочка, мало тебя раздуло…

Один из стражников размахнулся узловатой плетью и хлестнул по бледной коже, и так уже покрытой ранами и кровоподтеками. Женщины взвизгнули от жалости.

Затем появилась новая группа каторжников. Эти держали шапки в руке. Губы их шевелились, и можно было различить молитвенный напев. В толпе зрителей установилась торжественная тишина. По сходням спустились двое узников, держа тело, завернутое в парусину. За ними шел священник, и его черная сутана резко выделялась на фоне сборища в красных лохмотьях.

Анжелика жадно вглядывалась в него. Она не была уверена, что узнает его. Ведь она видела его десять лет назад и в таких обстоятельствах, которые тяжело было вспоминать.

Кучка этих несчастных уже удалялась, их цепи бряцали по мостовой. Анжелика взяла Флипо за рукав.

— Ты пойдешь за этим священником, отцом Антуаном. Его так зовут. Как только удастся подойти к нему, ты ему скажешь… Слушай меня внимательно. Ты ему скажешь: «Мадам Пейрак находится здесь, в Марселе, и хочет встретиться с вами в гостинице "Золотой колос"».

Назад | Вперед