«Анжелика и король» (фр. Angélique et le Roy) (1959). Часть 1. Глава 4

Мадам де Монтеспан зевнула и потянулась. Время от времени она возобновляла разговор, сплетничая с Анжеликой, ибо ограниченные размеры помещения не позволяли им вытянуться во весь рост и отдохнуть.

Они услышали, как за пологом кровати заворочались два тела, послышалось позевывание.

— Мне кажется, что пора уже спуститься вниз, — сказала Атенаис, — Королева собралась позвать придворных дам. Я хочу оказаться одной из первых и выразить желание пойти с ней к мессе. Может быть, вы пойдете со мной?

— Может, это не самый удобный случай быть представленной королеве?

— Да, пожалуй, вам лучше дождаться, пока мы вернемся из часовни. Вы будете стоять на проходе. Я покажу вам место, где будет лучше всего видно короля, и где вы можете быть им замечены. Пойдемте, я покажу вам небольшую комнату близ королевских апартаментов, которую придворные дамы используют для личных нужд и как место для встреч. Есть у вас что-нибудь, кроме этой амазонки?

— В сундуке. Но не так-то просто мне сейчас что-либо забрать из комнаты мужа. Пошлю слугу.

— Наденьте что-нибудь попроще. После мессы король принимает гостей и посетителей, а затем отправляется на совещание с министрами. Вечером, кажется, будут игры и балет. Тогда-то вы и сможете щегольнуть своими драгоценностями. А теперь пора идти.

Воздух был холоден и влажен.

Мадам де Монтеспан спускалась по лестнице, поеживаясь от порывов свежего ветерка, обдувающего ее прелестные обнаженные плечи.

— Вы замерзли? — спросила Анжелика.

Маркиза молча пожала плечами. Она уже давно обрела выносливость истинных придворных, которым часто приходится бывать в самых неблагоприятных условиях: в комнатах, открытых всем ветрам, и в комнатах, где жарко от огромного количества светильников. Она привыкла к многочасовому стоянию на ногах, к бессонным ночам, к грузу парчовых одеяний, отягощенных драгоценностями, в общем, ко всем превратностям дворцовой жизни. Крепкое здоровье, беспрестанные волнения и отчасти бесконечные развлечения — вот что сделало ее такой, какой мы ее знаем.

Но Анжелика даже во время своей жизни на парижском «дне» была очень чувствительна к холоду. Она не могла ходить без плаща. И теперь у нее скопилась целая коллекция богатых и красивых одеяний. Тот, что был сейчас на ней, был сделан из перемежающихся полос атласа и бархата.

Мадам де Монтеспан оставила Анжелику одну перед входом в пиршественный зал.

Казалось, что жизнь во дворце еще не пробудилась, хотя яркий утренний свет уже проник в глубину салонов. Балконы и галереи зияли как пропасти.

— Я оставлю вас здесь, — шепнула Атенаис, как бы благоговея перед тишиной. — Вон там гардеробная, где вы сможете посидеть и подождать. Скоро появятся придворные, которые должны присутствовать при пробуждении короля. Его величество обычно поднимается спозаранку. А я скоро вернусь.

Когда де Монтеспан удалилась, Анжелика открыла дверь, на которую ей указала подруга. Дверь была почти скрыта гобеленом и потому казалась потайной.

— Ох, простите! — воскликнула Анжелика и сразу плотно прикрыла дверь. Она и представить не могла, что это укрытие, где не поместилась бы даже софа, можно использовать для такого рода романтических дел.

«Странно, — подумала Анжелика, — я и не подозревала, что у мадам Субиз такая красивая грудь. Зачем она постоянно прячет такую соблазнительную приманку?»

Тем не менее Анжелика была уверена, что партнером мадам Субиз был вовсе не месье Субиз. В Версале не очень-то беспокоятся о сохранении верности, напротив, любое влечение мужа к жене и жены к мужу будет здесь воспринято как выражение плебейства и признак дурного вкуса.

Анжелике ничего не оставалось, кроме как бродить по огромным пустым комнатам.

Первая комната, где она задержалась, была примечательна тем, что ее карнизы поддерживали двенадцать колонн. Освещения хватало для того, чтобы Анжелика могла восхититься белыми колоннами, выступающими из сумерек и отделанными завитками, похожими на рябь на спокойной глади моря. Позолота потолка, разделенная полосами тяжелых эбеновых балок, была еще плохо видна в неясном утреннем свете. Три огромных зеркала на стенах отражали рисунок окон, через которые проникали лучи восходящего солнца.

Прислонившись к мраморному подоконнику, Анжелика вглядывалась в парк, пробуждающийся от ночной дремоты. Терраса, которая тянулась от дворца к непримятой траве обширной лужайки, была гладка, как омытая прибоем отмель. Вдали сквозь туман проступали верхушки аккуратно подрезанных вязов. Их стволы казались башнями прозрачного города.

— О чем вы задумались, маркиза? — прошептал вдруг чей-то неведомый голос.

— Поведайте мне о своих мыслях.

Испуганной Анжелике показалось, что заговорила мраморная статуя.

— Кто это?

— Это я; Аполлон, бог красоты, с которым вы милостиво согласились провести эти утренние часы.

Анжелика онемела.

— Прохладно, да? Но ведь на вас плащ, а я совсем раздет. Да и откуда взяться теплу у мраморного тела?

Анжелика уставилась на статую. Она ничего не могла разглядеть, кроме кучи разноцветного тряпья, лежащего у пьедестала. Она наклонилась и дотронулась до нее, и тут же из этой кучи выпрыгнуло, подобно резвому оленю, существо с крошечным личиком, похожее на гнома.

— Баркароль!

— К вашим услугам, «маркиза ангелов».

Королевский карлик низко поклонился ей. Баркароль был не выше семилетнего ребенка, с неуклюже скроенным телом на кривых ножках. Двухцветный, плотно облегающий камзол был сшит из алого и черного атласа. На обшлагах были красные тесемки, а у пояса висел крошечный меч.

Давно уже Анжелика не видела его. Он приобрел манеры аристократа, и она сказала ему об этом.

— Да, это верно, — самодовольно подтвердил Баркароль. — Если бы у меня была еще подходящая фигура, я ничем не уступал бы тем господам, которые расхаживают здесь с важным видом. Ах, если бы только наша милая королева позволила мне обрезать погремушки с моего колпака, как она бы меня этим осчастливила! Но она утверждает, что в Испании все шуты носят колокольчики, и что если она не слышит звона, то испытывает тоску по дому. К счастью, два моих товарища и я нашли неожиданную поддержку у короля. Он нас просто не выносит. Когда он приходит к королеве, то никогда не упустит случая хорошенько отходить нас палкой. Тогда мы показываем такие прыжки, что наши бубенчики звенят, как сумасшедшие. А когда он бывает занят интимным разговором, мы сами начинаем так трясти этими погремушками, что он сам себя не слышит, и это приводит его в дурное настроение. В конце концов это понимает королева, вздыхает и говорит, что у кого-то не пришит бубенчик и нам нужно пойти и привести себя в порядок. Но ничего, скоро мы приобретем новые привилегии.

— Какие же?

— Парик, — важно сказал Баркароль, закатив глаза так, что были видны только белки.

Анжелика рассмеялась.

— И вы тут же заважничаете, месье Баркароль.

— Я хочу обрести вес в обществе, преуспевать, — серьезно заметил карлик. Но под маской серьезности Анжелика ясно различала скрытую иронию.

— Я рада видеть вас, Баркароль. Давайте поболтаем.

— А вы не боитесь… за свою репутацию? Про вас будут распускать слухи, а ваш муж вызовет меня на дуэль.

— Но ведь ты вооружен. Такой славный меч!

— Конечно. Нет ничего неожиданного и невозможного для человека с храбрым сердцем. Я пофлиртую с вами, мадам. Но давайте подойдем к окну. Любому, кто будет проходить мимо, покажется, что мы любуемся садом, и ему и в голову не придет, что я изливаю вам свою любовь.

Он подковылял к окну и прижался носом к стеклу, как ребенок.

— Что вы думаете об этом местечке? Оно прелестно, не правда ли? Ах, «маркиза ангелов», вы стали теперь настоящей придворной дамой, но все же не забыли своей дружбы со стариной Баркаролем.

Анжелика смотрела в сад, положив руку на плечо карлика.

— Воспоминания, которые нас связывают, не из тех, что легко забываются, Баркароль.

Солнце уже совсем разогнало туман. День обещал быть по-весеннему ясным. Зеленые листья вязов сверкали, как изумруды, в воде фонтанов отражалось голубое небо. Дюжина садовников с граблями и тачками терялась на огромном пространстве сада.

Низким голосом Баркароль продолжал:

— Иногда королева волнуется, когда не видит меня целый день. А в это время ее любимый карлик уходит в Париж, чтобы засвидетельствовать свое почтение другому величеству, чьи подданные не смеют его забывать, — Великому Керзу. У него не так много подданных, подобных нам, маркиза, с кошельками, распухшими до размеров дыни. Я думаю, что Жанин — Деревянный зад все еще любит меня.

— Он любит и меня, — сказала Анжелика. Она представила выразительное лицо Деревянного зада.

— Ничего не бойтесь, маркиза, — пробормотал Баркароль. — Мы умеем хранить тайны. Помните, что вас не оставят в беде даже здесь.

Он обернулся и сделал широкий жест рукой, обведя комнату.

— Здесь, во дворце короля, где люди более одиноки и больше подвержены опасностям, чем где бы то ни было.

Стали появляться первые придворные, пряча зевки в обшлаги кафтанов. Их деревянные каблуки стучали по мраморному полу. Слуги разносили дрова для каминов.

— Скоро появится «старуха». Смотрите, вот и она.

Анжелика увидела женщину неопределенного возраста, одетую в плащ с капюшоном. На голове у нее был чепчик. Встречные дворяне, увидев ее, слегка сгибали колено, но она, казалось, не замечала их и продолжала путь с величественной безмятежностью.

— Куда она направляется?

— К королю. Это мадам Гамелин, его старая нянька. Она до сих пор имеет привилегии входить к королю утром раньше всех. Она раздвигает занавеси, целует его и интересуется, как он спал и как его самочувствие. Обычно они еще немного болтают. А в это время все беспокойно толпятся за закрытыми дверями. Она удаляется, и после этого ее целый день нигде не видно. Никто не знает, куда она исчезает. Это ночная птица. И каждое утро министры, принцы, кардинал — все скрежещут зубами при виде этой скромной личности откуда-то с задворок Парижа, которой достается первая утренняя улыбка короля.

По пятам за нянькой следовали три доктора в черных одеяниях, белых париках и высоких шапках, которые подчеркивали их избранность. Один за другим они щупали королевский пульс, расспрашивали о здоровье.

Затем следовал выход принцев крови. Когда они склонялись перед королем, он вставал. Главный камергер подавал ему одежду, которую держал наготове первый спальник.

Затем наступал третий выход. Герцоги и пэры, толкая один другого, с низким поклоном разворачивали парчовый жилет.

Четвертыми шли государственные секретари.

Пятыми — дипломаты.

Шестыми — духовенство в алых одеждах.

Мало-помалу королевская опочивальня заполнялась людьми.

Король оглядывал входивших, здоровался с каждым и брал на заметку отсутствующих. Он задавал несколько вопросов, касающихся последних сплетен, и бывал очень доволен, когда получал остроумный ответ.

«Избранники рая», как называли их в Версале, гордились своей привилегией

— находиться в спальне короля в то время, как остальные смертные были осуждены находиться за закрытыми дверями.

Анжелика с интересом наблюдала за этими посвященными, входившими в святая святых.

— Мы — души в чистилище, — засмеялась одна из женщин, стоявшая рядом с ней.

Все были одеты в лучшие наряды и все стремились оказаться в первых рядах, когда король с королевой пойдут из часовни вдоль живого коридора.

Маркиз дю Плесси де Бельер был при втором выходе. Дождавшись, пока он скрылся за дверями в спальню короля, Анжелика со всех ног бросилась к его комнате, боясь затеряться в лабиринте коридоров, которые окуривались фиалковым корнем и в которых была вечная толчея.

Ла-Виолетт мурлыкал, начищая оружие хозяина. Он предложил мадам маркизе зашнуровать ее корсет, но Анжелика резко оборвала его. Не дождавшись Жавотту или какую-нибудь другую служанку, она оделась сама, как смогла. Затем заторопилась обратно, чтобы поспеть вовремя и увидеть королевскую процессию вблизи.

У королевы был красный нос, несмотря на пудру, которую искусно нанесли ей на лицо. Она проплакала всю ночь, ибо король, как она сообщила своим подругам, не заходил к ней даже на минутку. Это было необычно, потому что король был очень пунктуален в этом вопросе.

Свита королевы слилась с окружением де Лавальер, и обе группы пришли почти одновременно. Мария-Тереза высоко держала голову, хотя ее габсбургский подбородок дрожал от рыданий, которые она подавляла.

Фаворитка низко поклонилась. Когда она выпрямилась, Анжелика увидела затаенный страх в ее глазах. Здесь, в залах Версаля, она была сама загнанной оленихой, а не охотницей. Анжелика понимала, что так оно и есть на самом деле: королевская прихоть — дело непостоянное. Марии-Терезе нечего было бояться ее. Впереди ей грозили новые, более серьезные соперницы.

Король вернулся из часовни и прошел в сад. Ему доложили, что больные золотухой услышали о его пребывании здесь и собрались за воротами в надежде на исцеление от королевского прикосновения. Король никогда не отказывал в этой милости. Просителей было немного, и церемония быстро закончилась.

Его величество направился в зал Дианы, чтобы принять там прошения от всех желающих.

Молодой вельможа из свиты короля вышел из толпы и поклонился Анжелике.

— Его величество желает напомнить мадам дю Плесси де Бельер, что он хочет видеть ее на завтрашней охоте с самого начала.

— Передайте мою благодарность его величеству. И скажите, что только смерть может помешать мне.

— Его величество не требует так много. Но если все же вы не явитесь на охоту, то он хотел бы знать причину вашего отсутствия.

— Можете уверить его, что он об атом будет знать, месье де Лувуа. Вас ведь так зовут?

— Да, мадам.

— Я бы хотела поговорить с вами. Это возможно?

Лувуа сказал, что если мадам дю Плесси де Бельер задержится в коридоре, то он вскоре присоединится к ней, как только король закончит прием прошений.

— Я подожду. А вы заверьте его величество, что завтра я обязательно буду на охоте.

— Нет! Не будете! — произнес у нее прямо над ухом голос Филиппа. — Мадам, жена должна повиноваться мужу. А я никогда не давал вам позволения появляться при дворе. Вы идете против моей воли, и я приказываю вам немедленно вернуться в Париж!

— Филипп, это же абсурд! — низким голосом сказала Анжелика. — Ведь я нахожусь при дворе для вашей же пользы. Какое вы имеете право так мучить меня?

— Вы больше измучили меня!

— Оставьте меня, Филипп, вы ведете себя, как ребенок.

— Только в том случае, если вы немедленно уедете из Версаля.

— Нет!

— Вы не должны быть завтра на охоте.

— А я буду!

Лувуа уже удалился к королю и не слышал их спора, но стоящие рядом смотрели на них с усмешкой. Домашняя ссора семейства дю Плесси была привлекательной. Рядом с ними, как бы смотря в сторону, стоял маркиз де Лавальер, профиль которого напоминал птичий.

Чтобы оградить себя от насмешек, Анжелика воскликнула:

— Ладно, Филипп, я уезжаю! Давайте не будем больше спорить!

Она прошла по коридору и уединилась в одном из больших залов, где было совсем мало людей.

«Если получу место при дворе, то буду зависеть от милости короля, а не этого дикаря!»

Но как завоевать благосклонность короля — это оставалось для нее загадкой. Об этом-то она и хотела поговорить с Лувуа. Ее прямо-таки мужская деловитость заставляла искать выход.

Она вспомнила, что еще в Париже ей говорили о Лувуа, как о ловком придворном и большом политике, к тому же он владел привилегией распоряжаться почтовыми перевозками между Лионом и Греноблем. Конечно, это был тот самый Лувуа. Она не сочла его чересчур молодым. Она помнила, что он сын Летелье, государственного секретаря и королевского канцлера в Совете. Она искала поддержки как Лувуа, так и его отца.

Маркиз де Лавальер переходил от одной группы к другой, отыскивая Анжелику. Вначале та хотела скрыться, потом вдруг переменила тактику. Она слышала о маркизе немало лестного, он знал двор лучше, чем кто-либо другой. В этом плане она могла бы многому поучиться.

— Я думаю, что король не сильно рассердился на вас за вчерашнее опоздание, — сказал он, найдя ее.

«Поэтому-то вы и отваживаетесь завязать со мной небольшую интрижку», — подумала Анжелика. Она разговаривала с ним, но когда коснулась вопроса о месте при дворе, он искренне рассмеялся.

— Бедная моя малышка, да вы с ума сошли. Чтобы попасть на самую незначительную должность, вам придется устранить со своей дороги не менее десяти человек. Разве вы не знаете, что должности в королевской спальне продаются помесячно?

— Что вы имеете в виду?

— Каждый исполняет свою должность в течение трех месяцев. После этого должность пускают с аукциона. Короля это очень раздражает, ибо ему все время приходится видеть новые лица и принимать услуги тех, кто еще крайне неопытен. Поэтому-то король и не расстается с Ботманом — своим главным слугой, и вынужден не только покупать ему это место, но и оплачивать право выкупать его вновь. Это, конечно, раздражает остальных!

— Боже, как все это сложно! Да неужели король не может вмешаться и положить конец этой неразберихе?

— Он должен стараться одарить счастьем всех, — ответил маркиз с уверенностью в незыблемости этого обычая, который сродни смене времен года.

— А как же поступаете вы сами? Мне много говорили о вашей предусмотрительности.

— Люди сильно преувеличивают. У меня должность лейтенанта короля, которая, как и плата за нее, одна из самых мизерных… А теперь, дорогая маркиза, я должен покинуть вас, так как мне кажется, что король скоро вернется в сад.

Показался Лувуа. Проходя мимо нее, он слегка поклонился и шепнул, что, к большому сожалению, он должен сопровождать короля во время второй аудиенции, и что только после этого он сможет уделить ей немного времени.

И уже собравшись уйти, Лувуа представил ее молодому человеку, настолько бедно одетому, что казалось, что ему не место в столь пышном собрании. Напудренный парик и кружевное жабо только неприятно контрастировали с одеждой и оттеняли его и без того темное лицо.

— Да, — заявил он, подтверждая представление Лувуа, — я посланник с острова Мадагаскар.

Тяжелая рука опустилась на плечи Анжелики так, что она чуть не подскочила. Обернувшись, она увидела человека во всем черном, чье имя, как она не напрягала память, не могла вспомнить. Низкий хриплый голос, убедительный и непререкаемый, звенел у нее в ушах.

— Сударыня! Уделите мне немного времени, мы должны поговорить с вами о деле.

— О каком деле, сударь?

И тут Анжелика вспомнила его.

Это был месье Кольбер, министр финансов, член Совета.

Кольбер под руку повел Анжелику к углу балкона. По дороге он сделал знак одному из своих служащих, чтобы тот подал ему содержимое большого черного бархатного мешка, в котором лежало несколько гросбухов. Он взял один из них с желтыми завязками.

— Сударыня, я думаю, вам известно, что я не придворный дворянин, а торгаш. Вы же хотя и благородного происхождения, но чрезвычайно деловая женщина. Сказать по правде, как член гильдии купцов, я обращаюсь к вам за советом.

Он пытался придать речи оттенок доверительности, но не преуспел в этом, и Анжелика рассердилась. Когда только люди перестанут напоминать ей это шоколадное дело! Она поджала губы, но, взглянув на Кольбера, увидела, что его лоб покрылся потом, несмотря на прохладное утро. Парик сидел косо, было похоже, что утром он торопил своего парикмахера. Ее неприязнь стала таять.

— Конечно, я занимаюсь делами, но не такими серьезными, как вы. Чем могу быть полезна?

— Этого я еще пока не знаю, сударыня. Может быть, вы сами подскажете мне. Я нашел ваше имя в списках акционеров Ост-Индской компании и обратил внимание. Следовательно, вы находитесь в привилегированном положении, и, так как ваши дела процветают, я подумал, что вы можете осветить некоторые детали, которых мне не хватает, чтобы разобраться в делах компании.

— Господин министр, вы не хуже меня знаете, что эта компания торгует с Америкой. И сегодня эти акции не стоят ни гроша.

— Я говорю не о стоимости акций, а о тех выгодах, которые вы приобрели, когда все потеряли на этом деньги.

— Моя подлинная выгода заключается в том, чему меня научила эта авантюра, что нельзя из ничего что-то сделать. И я дорого заплатила за этот урок. Эти грабители из Ост-Индской компании рассчитывали на огромные доходы, а сами ничего не хотели делать, тогда как любой результат в этих отдаленных землях можно получить лишь после тяжелой работы.

Усталое лицо Кольбера как бы разгладилось, и подобие улыбки появилось скорее в глазах, чем на губах.

— То, что вы сказали, согласуется с моим девизом: ничего не достигнешь без труда.

— «Чем больше затрачено усилий, тем интереснее задача», — процитировала Анжелика, подняв палец. — И трудолюбие играет главную роль.

Улыбка осветила холодное лицо министра.

— Вижу, что вам известны мои слова, сказанные по поводу вышеупомянутой компании. Не думаю, что кто-нибудь из других держателей акций был знаком с ними. А как вы думаете, что нужно для того, чтобы это предприятие процветало? — быстро спросил Кольбер.

Затем в своей обычной суховатой манере он принялся перечислять тайные и явные владения мадам дю Плесси де Бельер, она же мадам Марен.

— …полное владение кораблем «Сент-Джон Батист» для торговли и доставки какао, перца, специй и ценной древесины с Мартиники и Сан-Доминго.

— Правильно, — подтвердила Анжелика, — должна же я продолжать шоколадное дело.

— И вы отдаете командование кораблем пирату Гвинау?

— Конечно, отдаю.

— А вы знали, когда брали его на службу, что он раньше служил у Фуке и угодил в тюрьму? Вы думали о серьезных последствиях этой акции, или же сам Фуке посоветовал вам это?

— Я никогда не разговаривала с Фуке. Фуке был опасным человеком, огромное богатство давало ему власть. Он злоупотреблял ею. Но, надо отдать ему должное, он умел выбирать себе компаньона. Чистая случайность привела ко мне Гвинау. Он превосходный моряк и отличный торговец. Потом он был в бегах, потерял своего покровителя. И я подумала, что он единственный человек, который способен спасти мои инвестиции после разорения Ост-Индской компании, в которую я вложила кучу денег. Тогда-то я и взяла его к себе на службу. Кроме того, я была вдохновлена примером свыше.

— Что вы имеете в виду?

— Король… Он наказывает тех, кого считает виновными, но никогда не оттолкнет человека, наделенного каким-нибудь талантом. И я взяла на службу пирата, но готова отдать его королю, если он потребует его себе.

Анжелика говорила с воодушевлением и закончила с обезоруживающей улыбкой. Но, тем не менее, она была удовлетворена разговором.

Кольбер был заклятым врагом Фуке, и у него был целый набор ловушек, в которые он в свое время и ловил Фуке. Все, что делал прежний министр финансов, теперь выставлялось напоказ.

— А этот корабль, который вы послали с товарами в Америку, почему бы вам не послать его в Индию? — без обиняков спросил Кольбер.

— Я думала об этом. Но в одиночку французский корабль не смог бы совершить такое плавание, а запасных кораблей у меня нет.

— Да, ваш «Сент-Джон Батист» сходил в Америку без происшествий. А что вы скажете об английских и датских кораблях, ведь они ходят в Индию регулярно и удачно?

— Они идут целыми флотилиями — от двадцати до тридцати кораблей.

— А почему французы так не поступают?

— Сударь, если этого не знаете вы, то что же вы хотите от меня? Быть может, дело в деньгах. Могу ли я, например, одна собрать флотилию?

— Франции необходимо иметь промежуточную базу на полпути для пополнения запасов продовольствия и воды.

— Мадагаскар, к примеру?

— При условии, что ни военные, ни гражданские власти не будут вмешиваться в торговлю.

— А кто же будет управлять островом?

— Люди, которые научены хозяйничать на новых островах. Я имею в виду купцов.

До этой минуты Анжелика была совершенно серьезна, но тут расхохоталась.

— Сударыня, мы говорим о серьезных вещах! — рассердился Кольбер.

— Простите, не могу отделаться от мысли, что какой ни будь сверхблагородный дворянин, вроде маркиза де Лавальер, будет управлять дикарями.

— Вы сомневаетесь в его храбрости, сударыня? Мне достоверно известно, что он достойно проявил себя на королевской службе.

— Дело не в храбрости, а в том, что бы он стал делать, высадившись на берег и увидев толпу полуголых дикарей. Скорее всего, половину перебил бы, половину сделал рабами.

— Рабы — основной объект торговли. Они хорошо компенсируют вложения.

— Я не отрицаю этого, но это не тот путь, чтобы развивать промышленность в стране. Это как раз те самые методы, которыми пользуется Франция, стремясь задержать развитие прогресса.

Кольбер внимательно взглянул на нее.

— Черт побери…

Он потер щетинистый подбородок.

— М-да… за эти десять минут я узнал больше, чем за те бессонные ночи, которые провел над этими проклятыми отчетами.

— Сударь, мой совет — это предостережение. Просто я прислушиваюсь к взаимным обвинениям моряков и купцов, но…

— Вы не могли не обратить внимания на их слова. Благодарю вас, сударыня. Вы оказали бы мне большую честь, если бы подождали меня с полчаса в вестибюле.

Она вернулась в вестибюль, где маркиз де Лавальер со злорадством сообщил, что ее искал Лувуа и, не найдя, отправился завтракать. Анжелика сдержала возглас разочарования. Это была судьба. Она так стремилась поговорить с молодым военным министром, расспросить его о положении дел при дворе, попросить походатайствовать о ней, а теперь, благодаря неожиданной встрече с Кольбером, который лишь поговорил с ней о морской торговле, она упустила удобный случай. Ей нельзя было терять время. Кто знает, какая злодейская мысль может зародиться в голове Филиппа? Если она так открыто сопротивляется ему, он не остановится перед тем, чтобы снова запереть ее. Ей надо постараться поскорее закрепиться при дворе, иначе будет поздно.

Анжелика была рассержена и разочарована. Ее смятение усилилось, когда она услышала, как придворные сказали, что его величество отложил прием на следующий день.

Когда Анжелика была почти у выхода, к ней обратился один из служащих Кольбера:

— Сударыня, не будете ли вы так любезны пройти со мной. Они вас ждут.

Помещение, куда он ее проводил, было достаточно изящным, но не особенно просторным, как большинство других. На двух окнах висели темно-голубые портьеры, отделанные золотыми и серебряными лилиями, которые гармонировали с обивкой высоких кресел.

Анжелика окинула взглядом комнату. Несомненно, комната принадлежала мужчине. В дальнем конце помещения, перед столом, состоящим из мраморной плиты, поддерживаемой позолоченными ножками, спиной к ней стоял Кольбер. За противоположным концом стола сидел король.

Анжелика приоткрыла от удивления рот.

— А вот и моя собеседница, — сказал министр, оборачиваясь. — Подойдите сюда, сударыня, и расскажите его величеству о ваших познаниях в качестве представителя Ост-Индской компании. Они достаточно хорошо могут светить некоторые аспекты сложившейся ситуации.

С обычной любезностью, которую он проявлял по отношению к женщинам, Людовик поднялся и поклонился ей.

Анжелика, смутившись, поняла, что она даже не оказала ему должного почтения. Она тут же сделала глубокий реверанс, мысленно проклиная Кольбера.

— Я не замечал за вами склонности к шуткам, месье Кольбер, — сказал король, — и не ожидал, что ваш знаток морского и торгового дела явится в образе прелестнейшей дамы моего двора.

— Тем не менее, мадам дю Плесси де Бельер является одним из основных держателей акций этой компании. Она оснастила корабль орудиями и собралась торговать с Индией, но, изучив состояние дел, обратилась все-таки к Америке. И она может изложить вам причины своих планов.

— Говоря откровенно, сир, — сказала Анжелика, — мне очень жаль, что вы придаете такое большое значение моему рассказу. Да, действительно, у меня есть некоторые вложения в морскую торговлю. Мой управляющий часто жалуется на трудности работы, но я понимаю во всем этом не больше, чем в сельском хозяйстве, хотя мои арендаторы плетут мне длинные жалостливые рассказы о скудных урожаях.

— Вы закончили свою маленькую комедию? — спросил Кольбер, покрывшись пятнами. — Только что вы разговаривали со мной с полным знанием дела и вдруг стали рядиться в шутовские одежды. Или вы боитесь короля?

Король снова сел. Он доверял министру и решил, что сможет получить кое-какую полезную информацию от этого необычайного интервью. Он смотрел на Анжелику ясным проницательным взглядом. Она читала в его глазах понимание, и это качество казалось ей необычным для двадцатисемилетнего монарха.

— Я знаю, что ваше величество не жалует различного рода чудачества. И если какая-нибудь женщина при вашем дворе будет вовлечена в коммерцию или кораблевладение… то я боюсь.

— Вам нечего опасаться моего неудовольствия. И не старайтесь доставить мне удовольствие, отклоняясь от истины, — сказал король довольно строгим голосом. — Если месье Кольбер полагает, что ваша информация может помочь нам, то не вам решать, как я к этому отнесусь, хорошо или плохо. Прошу вас учесть, сударыня, что ваш долг — служить нашим интересам.

Он не пригласил ее сесть, давая этим понять, что она ничем не лучше остальных придворных, которые не имели права сидеть в его присутствии, если только не получали на это особого разрешения.

— Итак, ваш капитан отказался от торговли с Индией, несмотря на ваше желание послать его туда и на те выгоды, которые вы надеялись извлечь из этого путешествия. Большинство капитанов, надо признать, сделали то же самое. Но каковы причины этого — до сих пор остается для меня загадкой.

Анжелика рассказала, какому риску подвергаются корабли, плавающие близ Португалии и берегов Африки. Уже не одно столетие пираты промышляли грабежом судов, путешествующих без конвоя.

— А не преувеличиваете ли вы опасность, сударыня? Мне приходилось слышать много рассказов о путешествиях к берегам Индии одиночных французских кораблей, да еще и вооруженных куда более слабо, чем ваш. И они со славой возвращались из этих одиссей, жалуясь лишь на штормы. У меня есть точные данные о времени их отплытия и возвращения. Так почему же, если это доступно другим, ваш корабль не может достичь Индии?

— Потому, что это купеческий корабль, сир. Сравните тоннаж кораблей, о которых вам докладывали, это военные суда, хотя они могут считаться и торговыми. Они превосходят по скорости пиратские суда. Они выходят из портов практически пустыми, да и возвращаются налегке. Все это не подходит для коммерческих целей. Корабль большого тоннажа, да еще и нагруженный товарами, станет хорошей добычей для быстроходных галер. Лишь благодаря мужеству матросов мой корабль дважды избегал гибели. И в обоих случаях была кровавая схватка. Чуть ли не половина матросов была убита и ранена. И я отказалась от этой опасной затеи…

На лице Кольбера светились удовлетворение и восхищение. Редко когда суть дела была выражена так ясно.

Король задумался.

— Так значит, все дело в конвое?

— Совершенно верно. Так поступают датчане и англичане.

— Мне не нравятся эти нации, но было бы глупо не позаимствовать все хорошее из стратегии наших врагов. Слушайте, Кольбер. Отныне, когда наши большие купеческие корабли будут уходить в плавание, их должны сопровождать военные корабли.

Недоверчивый взгляд Анжелики прервал его.

— Вы в чем-то сомневаетесь, сударыня?

В его голосе сквозила ирония.

Людовик XIV не мог без усмешки выслушивать советы хорошенькой женщины.

Но Анжелика не собиралась сдаваться.

— Я думаю, что месье Кольбер не рассказал вам о всех трудностях этого предприятия. Французы привыкли плавать в одиночку, каждый идет своим путем. Одни уже готовы выйти в море, а другие еще ищут деньги на покупку оружия. Только крупные владельцы имеют достаточно средств, и если бы они могли договориться друг с другом, то плавание караванов стало бы безопасным.

Луи оперся на стол рукой.

— Теперь они будут делать это по приказу короля.

Кольбер после минутного колебания сказал:

— Мадам, может быть, это и вполне достоверная информация, но два года тому назад, когда экспедиция Монтегю была послана на остров Мадагаскар, ваш корабль мог бы отправиться под ее защитой в Индию.

— Ваша информация верна, но мы не смогли достичь соглашения, да я и не сожалею об этом.

— Почему?

— Я не хотела оказаться втянутой в предприятие, которое было обречено на провал.

Король слегка покраснел, несмотря на самообладание.

— Разве вы не понимаете, что это по моему приказу была отправлена эта экспедиция в помощь Ост-Индской компании с целью создать порт на острове Мадагаскар?

— Это была превосходная мысль, сир, и этот порт необходим. Но корабли экспедиции были старыми. Капитаны кораблей мечтали о легких победах, они полагали, что порт на острове будет райским садом. Эти люди были храбрыми, но совершенно непрактичными. Они пребывают теперь в ужасном положении.

Глаза короля сузились. Он хранил долгое молчание, пока говорила Анжелика.

Она почувствовала страх, но все же довела речь до конца.

— Как же это получилось, сударыня, что вы единственная знали о тех трудностях, которые подстерегали Монтегю на острове Мадагаскар? Его второй помощник высадился в Бордо четыре дня тому назад. В Версале он был сегодня утром. Ему было дано строгое указание ни с кем не разговаривать по дороге, пока он не даст отчет мне. Я тоже отложил все дела, чтобы выслушать его. И он только что вышел отсюда.

— Сир, у мореплавателей нет секретов. На протяжении этих двух лет иностранные корабли не раз заходили на Мадагаскар и частенько из чувства сострадания брали на борт больных и раненых моряков и отвозили на родину.

Людовик уставился на Кольбера.

— Так значит, месье Монтегю понадобилось два года, прежде чем он смог отправить мне доклад о состоянии дел на острове, хотя он знал, с каким нетерпением я жду сообщения!

— Стала бы я ждать два года в неведения о судьбе своего корабля! — воскликнула Анжелика.

— Ха! — вырвалось у короля. — Вы хотите сказать, сударыня, что ваша система связи более совершенна чем у короля Франции?

— В некотором смысле — да, сир. Ваше величество признает лишь прямую связь. Два года — не такой уж долгий срок, чтобы корабль добрался до места назначения и вернулся, не считая того времени, которое нужно для ознакомления с островом. Я же заключила договор с датской компанией, и когда любой из их кораблей встречается с моими, они обмениваются информацией.

— Снова датчане! — отшутился король. — И французские предприниматели заключают с ними сделки, не считаясь с тем, что это может закончиться изменой государственным интересам!

— Измена — это слишком сурово, сир. Разве мы находимся в состоянии войны?

— Нет! Но в этом есть что-то, что очень раздражает меня, месье Кольбер. Неужели Франция должна уступить первенство на морях каким-то рыболовам! Во времена моего деда у французского флота была громадная слава. Его значимость была так велика, что датчане, англичане и даже венецианцы предпочитали плавать по Средиземному морю под французским флагом. Считалось, что это обеспечивает им защиту из-за соглашения между Францией и Высокой Портой.

— Но тогда лишь в Средиземном море насчитывалось свыше тысячи кораблей, — сказал Кольбер.

— А теперь?

— Пятьдесят кораблей с числом орудий от двадцати четырех до ста двадцати на борту. И все пять классов судов вооружены на один и тот же манер. Это позор, сир!

Король откинулся в кресле и стал размышлять, устремив взгляд в одну точку. Его густые каштановые волосы красиво выделялись на голубой обивке, на которой была вышита золотая корона.

— Я не собираюсь выяснять у вас причины, которые привели вас сюда, — сказал он после минутного молчания. — Они мне и так хорошо известны. Мы еще не закончили процесс исправления всех тех безобразий, которые в течение многих лет творились в нашем государстве. Я был еще совсем юным, когда впервые стал обращать внимание на то, что творится в разных частях страны, и оказалось, что мне во все надо вмешиваться. Повсюду царит беспорядок. Надо начинать с главного. Сейчас настало время заняться настоящим делом, Кольбер.

— Я полностью к вашим услугам, сир.

Король поднялся.

Министр поклонился и попятился задом, через каждые три шага останавливаясь и вновь кланяясь.

Анжелика, которая внезапно почувствовала себя страшно уставшей и проголодавшейся, пошла вслед за ним.

— Останьтесь, сударыня, — окликнул ее король. — Вы собираетесь быть завтра на охоте?

— Конечно, сир.

— Я скажу маркизу, чтобы он помог вам быть в хорошем расположении духа.

У Анжелики вырвался вздох облегчения.

— О сир, при таких условиях я буду непременно. В это время появился придворный из свиты короля, герцог Шаро.

— Ваше величество будет присутствовать на банкете или вам накрыть отдельно?

— Давайте не будем разочаровывать тех, кто собрался на банкет, чтобы лицезреть короля. Пойдемте к столу.

Анжелика глубоко поклонилась и вновь направилась к выходу.

Король снова остановил ее.

— Мне известно, что у вас есть сыновья. Они уже достаточно зрелые, чтобы взять их на службу?

— Сир, они еще очень молоды — шесть и восемь лет.

— Это возраст дофина, а ему уже пора выходить из-под женской опеки. Я бы хотел, чтобы у них появились товарищи для игр и разного рода соревнований.

Анжелика поклонилась в третий раз под завистливыми взглядами собравшихся придворных.

Назад | Вперед