«Анжелика в Новом Свете» (фр. Angélique et le Nouveau Monde) (1964). Часть 3. Глава 29

Как раз в этот момент Анжелике почудился чей-то зов. Сквозь звуки куплетов, звон гитары и немного скрипучее, однообразное завывание вьели, на которой играла госпожа Жонас, ей послышалось, как чей-то голос взывал:

— Помогите! Помогите!

Но нет, это же невозможно, тотчас подумала она, крики ей просто почудились. Однако почти тут же ей показалось, что крик повторился.

Анжелика рывком выпрямилась.

— Что с вами? — с удивлением спросил Жоффрей и взял ее за руку.

— Там, во дворе, кто-то кричал…

— Кричал? Вам пригрезилось, моя душенька.

Поющие замолкли и повернулись к ним.

— Что случилось?

— Во дворе кто-то кричал…

— Кричал… во дворе! — не очень-то вежливо прыснул со смеху Никола Перро, что было ему несвойственно и явилось следствием возлияний. — Кто станет бродить по лесу в такую ночь? Никто, кроме канадских французов, не осмелится сейчас даже нос наружу высунуть!.. А, скорее, это привидения…

Все замолкли и со страхом переглянулись. Привидения!

И сразу они почувствовали себя одинокими, затерянными в снегах, в глубине зимы, словно в глубокой расщелине. Ледяные объятия зимы жестоко сжимали их, и теперь, когда огонь в очагах немного притух, они вспомнили о промозглом холоде, который царит там, за окном, и вкрадчиво и неотступно проскальзывает через малейшие щели в их жилище, услышали тихий, неумолчный свист северного ветра, который скреб обледеневший снег и окружал их со всех сторон словно злобным заклятием.

Они знали, что никто не осмелится прийти сюда в такое время года. Но кто же тогда мог кричать там в эту морозную и ветреную ночь?

Привидения!

Анжелике снова послышался крик.

— Разве вы не слышите? — спросила она, вскакивая. Но сейчас крик показался ей не таким отчетливым, и, видя недоверчивые взгляды окружающих, она решила, что у нее просто галлюцинации.

— Может, это ветер так странно воет, словно человек, — пробормотала она.

— Но тогда бы мы тоже слышали…

Жоффрей де Пейрак встал и направился к двери.

— Будь осторожен, отец! — крикнул Флоримон, бросаясь вслед за ним.

И, обогнав отца, он распахнул дверь в чулан, потом, в глубине его, потянул за ручку входной двери, но не тут-то было — заметенная снаружи снегом дверь словно приросла к нему, и пришлось немало потрудиться, прежде чем ее открыли.

Холодный воздух вместе с легким облачком снежной пыли со свистом ворвался в залу.

Флоримон, держа пистолет наготове, отскочил в сторону, прислушался.

Анжелика и те, кто сидел за столом, пригнувшись, увидели издали в проеме двери только рассеянный фосфоресцирующий свет, в котором вздымался султан снега, поднятый северным ветром. Потом все догадались — вот уж чего не ожидали они в такую ночь! — что это луна пробилась из-за облаков, залив все окрест своим серебряным сиянием.

— Никого нет, — сказал Флоримон. — И холод адский, — добавил он, захлопывая входную дверь.

Он вошел в залу, плотно прикрыл внутреннюю дверь, и все с облегчением вздохнули. Куда приятнее было чувствовать себя в тепле их немудреного жилища, чем думать о том, что происходит за его стенами.

Порыв ледяного ветра, словно смертоносный вихрь, ворвавшийся в залу в тот момент, когда Флоримон открыл дверь, разметал застоявшееся там облако табачного дыма, и теперь сидящие за столом видели друг друга сквозь эти белесые извивающиеся ленты, которые спиралью скручивались у них перед глазами.

Волна холодного воздуха пригнула также пламя ламп и свечей. Несколько свечей погасло, и от них, издавая неприятный запах, завитками тянулась густая копоть.

— Мне кажется, добрые вина слегка ударили вам в голову, дорогая, — сказал де Пейрак. И его голос развеял у всех чувство тревоги.

Одна Анжелика пребывала в смятении. «А что если кто-нибудь умирает сейчас в снегу, может быть, совсем рядом», думала она.

Она с тревогой смотрела вокруг, пересчитывая своих. Все дорогие ее сердцу люди были здесь, в безопасности, под ее опекой.

Жоффрей де Пейрак обнял Анжелику за талию, словно желая подбодрить ее. В немом вопросе он приблизил к ней свое лицо. Она уклонилась от его взгляда.

Она, как, впрочем, и все, вволю насладилась сегодня вкусной едой и горячительными напитками, и теперь ее, чего доброго, обвинят в том, что ей мерещатся голоса.

Но происшествие все же омрачило конец праздника.

Дети клевали носом. Их отнесли в постели вместе со всеми игрушками. Напротив поставили на табуретку мисс Памп-кайн, чтобы она присматривала за ними со своей ярко-красной, немного мрачной улыбкой. Бартеломи, Тома и Онорина изо всех сил таращили свои глазенки, так хотелось им дождаться того момента, когда погаснут глаза и улыбка этой чудесной мисс. Но борьба длилась недолго, и они безмятежно уснули в мягком, полупрозрачном свете волшебной тыквы.

Анжелика нашла предлог, чтобы выйти во двор. Мысль, что какое-то заблудившееся человеческое существо умирает в снегу в нескольких шагах от их жилища, не оставляла ее и не дала бы ей спокойно уснуть. Она сказала, что хочет отнести несколько кусочков сахара лошадям, — они ведь заслужили, чтобы их тоже побаловали по случаю такого праздника.

Никто не обратил на ее слова внимания. Она натянула свои толстые рейтузы под юбку, меховые сапоги и набросила на плечи накидку, подбитую волчьим мехом. Еще нужны теплые перчатки, и тогда она вполне сможет совершить небольшую прогулку. Около входной двери Элуа Маколле, тоже накинувший поверх праздничной теплую одежду, зажигал потайной фонарь.

— Вы возвращаетесь к себе? — спросила она его.

— Нет, я иду с вами, сударыня, потому что вы во что бы то ни стало хотите посмотреть, что там во дворе.

Назад | Вперед