«Неукротимая Анжелика / Анжелика в Берберии / Анжелика и Султан» (фр. Indomptable Angélique) (1960). Часть 3. Глава 10

Выехав на небольшое горное плато, Анжелика увидела кавалерию Мулея Исмаила. В режущем глаза свете прекрасные лошади словно летели, не сбиваясь в плотную массу. Казалось, отряды кавалерии в развевающихся по ветру бурнусах сами стали сгустками света. Кони проносились по равнине в вихре распущенных грив и хвостов, перелетая через ямы, бросаясь с места вскачь или застывая как вкопанные, дрожа от нетерпения.

Рядом с этой картиной буйства цветов и джигитов еще более жалкой казалась толпа рабов, покрытых потом и пылью, с нечесаными головами и бородами. Их рваные штаны были закатаны выше колен, обнажая иссеченные плетьми ноги. Каторжники с уханьем несли огромный чугунный котел, словно позаимствованный с адской кухни. Вообще-то этот котел, в котором можно было бы сварить, как цыплят, разом двух человек, предназначался в Америке для варки рома, но его перехватили корсары из Сале, одного из пиратских городов Марокко, и подарили своему монарху.

Рабы волочили его долгих четыре лье от самого Мекнеса, с ужасом вопрошая себя, долго ли продлится эта прогулка. Их привели к колодцу у перекрестка дорог, где росло несколько чахлых пальм. Повозка с дровами и мясники прибыли туда же. Около колодца на пурпурном коврике сидел некто в желтом. Двое негритят обмахивали его. К нему-то, сойдя с лошади, и направился Осман Ферраджи, сгибаясь в бесчисленных поклонах. Подойдя близко, он распростерся ниц, ткнувшись в пыль лбом.

Человек в желтом ответил, коснувшись ладонью лба и плеча, а потом возложив ее на голову Османа Ферраджи. Затем он поднялся. Встал и Верховный евнух. Всякий человек рядом с ним казался низкорослым, этот же доходил ему до самого плеча. Одет он был просто: в широкую мантию с закатанными по локоть рукавами, оставлявшими руки обнаженными, и в бурнус чуть более темного цвета с капюшоном, увенчанным пучком черных перьев. На голове красовался довольно внушительный тюрбан из кремового муслина. Когда он приблизился, Анжелика увидела молодого человека с лицом негра, темный цвет которого на скулах, на лбу и переносице переходил в оттенки блестящего светлого дерева. На красиво очерченном подбородке курчавилась короткая черная бородка. Он радостно рассмеялся, когда караванщики подвели к нему семь великолепных коней под седлом, подаренных Меццо-Морте марокканскому султану. Негры простерлись ниц. Анжелика склонилась к одному из евнухов, толстому увальню Рафаи, и прошептала по-арабски:

— Кто это?

Глаза негра блеснули.

— Это он, Мулей Исмаил, — и прибавил, вращая белыми, как агатовые шары, белками глаз:

— Он смеется, а мы должны дрожать. Ведь он облачен в желтое: цвет ярости.

Тем временем пленники, изнемогшие под непосильной ношей, взмолились нестройным хором:

— Что делать с котлом, господин? Что делать с котлом?

Мулей Исмаил велел взгромоздить его на огромный, только что разложенный костер. В котел бросили смолу, масло и жир, чтобы растопить их. Следующие часы прошли в представлении алжирских даров. Смола в котле начала уже закипать, когда оглушительный шум, грохот барабанов, выстрелы и крики возвестили о приближении побежденного мятежника.

Племянник султана был одного возраста с победителем, то есть очень молод. Он сидел на муле, со связанными за спиной руками. За ним на другом муле следовал его военачальник Мохаммед-эль-Гамет и пешком шли жены и слуги, пойманные янычарами во время бегства. Женщины раздирали ногтями лица и испускали пронзительные вопли.

Мулей Исмаил знаком велел подвести своего вороного коня и вскочил в седло. Он вдруг показался выше, мощнее в раздувающемся на ветру бурнусе солнечного цвета и несколько раз поднял на дыбы своего коня с огненными глазами. На голубой эмали неба лицо его приобрело оттенок жидкой стали, когда в темных местах расплава вспыхивают росчерки маленьких молний. Взгляд его под аркадой угольно-черных бровей стал устрашающе пронзительным. Потрясая коротким копьем, он пустил коня галопом и резко остановился в нескольких шагах от скованных врагов.

Абдель-Малека ссадили с мула, и он несколько раз пал ниц. Монарх упер копье в его живот. Несчастный князь бросал взгляды на котел с кипящей смолой, на мясников с тесаками, и ужас терзал его душу. Смерти он не страшился, но Мулей Исмаил прославился жестокостью, с какой пытал своих врагов. Племянник и дядя воспитывались в одном гареме. В детстве оба входили в одну компанию, наводившую страх на всю округу. Эта стая маленьких свирепых волков состояла из потомков больших вельмож. Кто бы осмелился их одернуть? Самым невинным развлечением этих юнцов было осыпать работающих невольников-христиан стрелами. В один день оба принца впервые вложили ногу в стремя, вместе убили дротиками своих первых львов и вместе же участвовали в военных вылазках по усмирению непокорных провинций. Они любили друг друга как братья, вплоть до того дня, когда племена с Юга страны и с Атласских гор не обратились к Абдель-Малеку, заверяя, что его права на трон основательнее, нежели у сына суданской наложницы. Абдель-Малек, чистокровный мавр из кабильского рода, ответил на призыв своего народа. Поначалу его шансы значительно превосходили шансы дяди. Но выдержка, военное чутье и власть над чужими душами способствовали победе Мулея Исмаила.

Абдель-Малек вскричал:

— Ради Аллаха, не забудь, что я твой родственник!

— Ты, пес, сам об этом забыл!

— Вспомни, мы были, как братья!

— Я своей рукой убил шестерых собственных братьев и еще десятерых повелел предать смерти. Так что же мне беречь племянника!

— Ради любви к Пророку, прости меня!

Монарх ничего не ответил. Знаком он повелел втащить пленного на повозку. Два стражника влезли туда же. Они схватили правую руку, один — за локоть, другой — у плеча, и положили кисть на колоду. Султан велел одному из мясников отрубить ее, но мавр заколебался. Он был одним из тех, кто в душе желал победы Абдель-Малеку. Этот юный князь был надеждой племен, жаждавших основать династию благородного происхождения, подобную Альморавидам. С его смертью эти мечты рассыпались. Безвестный мясник-палач скрывал свои чувства, хотя глаза Мулея Исмаила, должно быть, видели его насквозь. Он собирался подняться на повозку, но вдруг остановился и, отступив на шаг, сказал, что никогда не отрубит руку человеку столь благородного происхождения, племяннику собственного государя. Пусть лучше ему самому отрубят голову.

— Да будет так! — вскричал Мулей Исмаил и, выхватив саблю, отсек ее точным ударом, свидетельствовавшим о долголетних упражнениях в этом жестоком ремесле.

Мясник рухнул, голова покатилась, поток крови обагрил раскаленный песок.

Другой мясник, выбранный для казни, устрашившись жребия своего предшественника, шатаясь, полез на повозку. Пока он лез туда, монарх заставил приблизиться детей, жен и родственников Абдель-Малека и сказал им:

— Идите посмотреть, как отрубят руку этому рогоносцу, который дерзнул поднять ее на своего властителя, и полюбуйтесь, как отрубят ногу, которая осмелилась выступить против него.

В горячий воздух взмыл женский многоголосый вой, заглушивший крик князя, которому мясник отрубил кисть руки, а потом и ступню. Султан приблизился к нему и спросил:

— Ну как, признаешь меня своим монархом? Ты что, не знал меня раньше?

Абдель-Малек не отвечал, глядя, как кровь течет из ран. Мулей-Исмаил принялся гарцевать на месте, обратив к небесам свое лицо, от одного вида которого холодели, объятые ужасом, все, кто его видел. Вдруг он поднял копье и пронзил сердце мясника, совершившего казнь. Увидев это, его поверженный противник, лежащий в луже крови, воскликнул:

— Посмотрите на этого смельчака, сколь он удал! Он убивает того, кто не повинуется, и того, кто повинуется! Все, что он делает, — это великая тщета. Аллах справедлив! Аллах велик!

Мулей Исмаил взревел, пытаясь заглушить крик жертвы. Он кричал, что привез котел, дабы изменник претерпел в нем самую страшную казнь, но так как он велик и великодушен, пыточная смола послужит для спасения. Что он поступил так, как должен был поступить оскорбленный повелитель, но теперь жизнь или смерть Абдель-Малека в руке Аллаха. Пусть никто не скажет, что он убил брата своего, с которым их связывают столь давние узы. Ибо теперь он познал самое большое горе своей жизни. Сейчас ему кажется, что топор палача отсек и его собственную руку, его ногу. А при всем том Абдель-Малек был и остался предателем, и если бы победил, то задушил бы его, Мулея Исмаила, собственными руками. Он это знает, и все же милует врага!..

Султан приказал обмакнуть в смолу руку и ногу племянника, чтобы унять кровь. Затем он повелел трубить отбой и поручил четырем алькаидам доставить Абдель-Малека живым в Мекнес.

Офицеры спросили, что делать с шейхом Мохаммедом-эль-Гаметом. Султан отдал его на милость юных ловчих — негров-подростков двенадцати — пятнадцати лет. Те потащили шейха к городским стенам. Неизвестно, что они с ним делали, но когда они вернули его на закате дня, он был мертв. И в таком состоянии, что ни один из близких его бы не признал.

Сопровождаемый своим эскортом и многоцветным караваном Османа Ферраджи, Мулей Исмаил прибыл в Мекнес в час заката. То был час, когда поднимают зеленые полотнища на золотых куполах мечетей и над кровлями разносятся властные и жалобные крики муэдзинов, когда город, будто выточенный из слоновой кости, застывает, вытянувшись на своей скалистой опоре, раскаленной под кроваво-красным небом.

Черная пасть массивных боевых ворот поглотила муравьиные цепочки воинов, всадников, рабов и принцев, ослов и верблюдов, и оставила ночи пустынный окрестный край. Город замкнул в своих стенах все человеческие звуки.

Проходя под Новыми воротами, Анжелика отвела глаза. Казавшийся огромным обнаженный раб был прибит за руки к створке ворот. Его лохматая белокурая голова упала на грудь, как у мертвого Христа.

Назад | Вперед