«Неукротимая Анжелика / Анжелика в Берберии / Анжелика и Султан» (фр. Indomptable Angélique) (1960). Часть 2. Глава 12

Анжелика помнила, что корабль был где-то в водах Сицилии, когда она заснула, и вот теперь, спустя месяц, она проснулась на краю света, среди забытых богом греческих островов, в руках пирата-работорговца.

Спрятавшись в своей узенькой каюте, она напрасно пыталась вспомнить, что с ней было. Усевшаяся у ее ног Эллида рассказывала, как они с Савари ухаживали за ней день и ночь, борясь с пожиравшей ее лихорадкой. Иногда к ним заглядывал маркиз д'Эскренвиль, равнодушно смотрел на метавшуюся без сознания женщину и, уходя, цедил сквозь зубы, что живым сдерет с них кожу, если они дадут умереть «такому добру».

— Я за тобой хорошо ухаживала, подруга, ты сама знаешь… Когда у тебя голова стала меньше болеть, я протерла тебе волосы ароматным порошком. Теперь твои волосы очень красивые. И ты сама скоро похорошеешь.

— Дай мне зеркало, — с тревогой попросила Анжелика.

Она посмотрела и поморщилась: бледные впавшие щеки, огромные глаза. Может быть, пират откажется теперь от мысли продать ее.

— А тебе не стыдно ходить одетой по-мужски? — спросила Эллида.

— Нет. Я считаю, что так удобнее.

— Жаль. А ты, наверно, так была бы хороша во французских платьях, о которых столько говорят.

Чтобы доставить девушке удовольствие, Анжелика описала некоторые из своих версальских туалетов. Эллида пришла в полный восторг, смеялась и била в ладоши. Глядя на ее юное личико с кроткими темными глазами, Анжелика недоумевала, как могло сохраниться столько природного веселья у девушки, прожившей год при маркизе д'Эскренвиле. Она спросила об этом, и молодая гречанка проговорила, отвернувшись:

— Ах! Знаешь, там, где я раньше жила… было еще хуже… Он, он не такой уж злой. Он мне делал подарки… Он научил меня читать, да. Он научил меня еще французскому и итальянскому… Мне нравилось, как он прижимает меня к себе и ласкает… Но потом ему надоело… Теперь он меня больше не любит.

— А кого он любит?

Злое облачко промелькнуло на лице рабыни.

— Трубку с гашишем. Он курит, потому что думает о чем-то, чего ему не достать.

В каюту заглянул одноглазый Корьяно и, стараясь приветливо улыбаться (в его разинутой пасти виднелись черные остатки зубов), посоветовал молодой даме подняться на мостик, где воздух лучше и свежее, полезнее для выздоровления.

Эллида набросила на плечи Анжелики легкое покрывало и усадила ее на бухту каната возле дверцы, за которой спускали трап, прямо напротив острова. Поднялся легкий чудесный ветерок, и они долго сидели, любуясь живописными красками неба и моря.

Потом к ним подошел маркиз д'Эскренвиль. У него хватило хитрости не пускаться в разговор с пленницей, а только отвесить ей глубокий поклон. Затем он отошел к дверце, под которой была укреплена веревочная лестница, следя за тем, как поднимается на корабль его «товар», и ведя счет.

На острове сильно суетились. Иногда раздавался пронзительный крик, за ним еще несколько, потом они обрывались.

К «Гермесу» подошел каик, и «товар» стал подниматься на борт. Сначала выбрались наверх двое прекрасных, как статуи, мальчиков, один лет семнадцати, другой — совсем еще ребенок, лет двенадцати. У обоих были смуглые лица и длинные черные кудри. На плечах у них были овчинные куртки, одежда пастухов. Ребенок держал в руке дудочку с четырьмя дырочками, с помощью которой он собирал коз. Он повернулся к острову и заплакал, простирая туда руки. Матрос взял его за плечо и увел. Потом поднялась женщина, та самая, чьи отчаянные крики только что оглашали остров. Теперь она была в полуобмороке. Втащивший ее матрос так и оставил ее на мостике. Она лежала, свесив голову, и длинные волосы спадали на затоптанный пол. Следовавшие за ней женщины спотыкались и наступали на них. Потом поднялись мужчины и немало стариков. Последний из них, купец, подтащил корзины с черным виноградом и преподнес их д'Эскренвилю. Тот предложил одну кисть Анжелике. Молодая женщина отказалась.

— Неразумно поступаете, — сказал пират. — Это вернет вам румянец. Виноград чудесного Хиоса славится всюду, и ваш приятель Савари утверждает, что его надо есть, чтобы избежать цинги. А кстати, куда девалась эта старая обезьяна?

Один из матросов отвечал, осклабившись:

— Он на острове, ваша светлость, чешет там козлов.

Маркиз расхохотался во все горло.

— Чешет козлов!.. Ха-ха-ха! Никогда еще не слышал такой нелепой басни. Он ведь уверял меня, что можно разбогатеть, вычесав всех козлов на греческих островах. Ха-ха-ха! — И вдруг он пришел в ярость:

— Пусть не воображает, что меня можно дурачить, как ребенка. Где он? Найти его немедленно! Я не собираюсь ночевать тут.

— Да вот он!

На берегу среди темных силуэтов показалась фигура Савари. Он успел вскочить в уже отплывавшую лодку.

По веревочной лестнице маленький аптекарь взбирался с ловкостью обезьяны, не переставая сыпать словами. Он обращался к д'Эскренвилю:

— Остановка здесь, ваша светлость, принесет вам не только удовлетворение, но и настоящее богатство. Я собрал больше ста унций ладана, а знаменитый «черный бальзам», получаемый из него, продают по несколько десятков ливров за унцию. Изготовленные на его основе духи позволят вам заткнуть за пояс все европейские дворы.

Он сунул руку в камзол, но она попала в дыру и задела трубку, которую он безуспешно пытался ухватить. Трубка полетела за борт.

Его отчаянные жесты вызвали веселье флибустьеров. Поношенная одежда старика была вся перепачкана какой-то смолой, попавшей даже на седые волосы, выбивавшиеся из-под черной шапочки. Лицо его было мертвенно-бледным, но со странными синими и зелеными разводами, глаза же живо сверкали. Он выхватил из рук следовавшего за ним юнги небольшую мисочку и сунул ее под нос д'Эскренвилю.

— Посмотрите сюда. Это подлинный ладан, драгоценнейшее вещество, соперничающее в редкости с индийским мускусом, который так трудно добыть… Сударыня, приветствую вас! Наконец вы поправились… Посмотрите на это чудо! Это ладан, то есть смолоподобное вещество, которое непроизвольно каплями выделяется из листьев некоторых кустарников рода Цистус ладаниверус. Собрать его можно, вычесывая из шерсти коз и козлов, которые поедают листья этих кустарников. Жирное вещество, которое вы видите, надо расплавить и очистить. Из него я получу жидкий ладан, или черный бальзам, который разолью в крохотные флакончики.

— И ты обещаешь, что я получу деньги за эту грязь? — недоверчиво спрашивал д'Эскренвиль.

— Ручаюсь! Этот продукт входит в состав лучших духов, закрепляя их аромат. Французские и итальянские парфюмеры готовы по весу золота заплатить тому, кто доставит им необходимое количество этого вещества. Ручаюсь: его можно собрать много, особенно на Санторине.

— На Санторин я не поплыву, слышишь ты, старый ворон?! — закричал маркиз.

— Я тебя свожу еще на Делос и Миконос, а оттуда поспешу в Кандию. Или ты хочешь, чтобы я упустил лучшее время на главном рынке?

— Разве можно сравнить его с тем богатством…

— Хватит! Собери свои тряпки и причиндалы! Смотри, я еще пожалею, что не продал тебя в Ливорно вместе с твоими товарищами.

Мэтр Савари с подчеркнутым смирением, как он умел делать, подобрал свою мисочку, два больших деревянных гребня, кусок мешковины и, низко согнувшись, сделал вид, что убегает в страхе.

— Знаете, — шепнул он Анжелике, пробираясь мимо, — я ведь сумел спасти «его».

— Кого?

— Мое мумие. «Жольета» ведь не пошла ко дну, хотя и была сильно повреждена. Этот разбойник маркиз велел поднять ее на борт своего судна. Мне удалось пробраться в нее и отыскать свою бутылку.

— А теперь «Жольета» далеко от нас, — с горечью проговорила Анжелика.

— Что делать! Бедный Паннасав не мог дожидаться вашего выздоровления. Ему надо было скорее уйти в море, он очень рисковал: могли дознаться о его замысле и продать в рабство прежде, чем ему удалось бы бежать. Ведь в Ливорно маркиз продал целую партию пленных, в том числе и вашего юного слугу.

— Бедный мой Флипо! Его продали в рабство!

— Да, и лишь с громадным трудом я уговорил нашего господина оставить меня на борту.

— Ты все еще здесь, чертов болтун? — д'Эскренвиль грозно махнул рукой, и ученый заторопился, мелкими шажками добежал до одного из люков и исчез из виду. Но когда Анжелика вернулась в свою каюту, он тоже появился там.

— Мне бы хотелось поговорить с вами, сударыня. Милочка, — обратился он к Эллиде, — посторожи, пожалуйста, за дверьми, чтобы нам никто не помешал.

— Значит, вы из-за меня остались, мэтр Савари? — спросила растроганная Анжелика.

— Не мог же я бросить вас, — отвечал старик. — Вы ведь были тяжело больны, да и сейчас выглядите неважно, но все обойдется.

— А вы сами не болели? У вас такие пятна на лице.

— Это все следы «пиньо», свинца, что перевозил Паннасав. От них не легко освободиться. Я пробовал и лимоны, и уксусную эссенцию… Видно, они только вместе с кожей сойдут, — посмеиваясь, сказал ученый, — но это все неважно. Важно другое… Нам надо вырваться из рук этих опасных пиратов. — Он опасливо оглянулся. — Но у меня есть идея… Тише!

— Вы полагаете, что маркиз д'Эскренвиль зайдет в Кандию?

— Непременно, потому что он задумал выставить вас на батистане.

— Что такое батистан?

— Караван-сарай, где продают дорогих рабов. Торговля прочими идет на базарах и на главной площади. Кандийский батистан самый крупный во всем Средиземноморье.

Мурашки побежали по телу Анжелики.

— Не приходите в отчаяние, у меня есть один замысел. Ради него я сумел уговорить этого толстокожего флибустьера зайти в греческий архипелаг под предлогом, что он добудет здесь редкие вещества, необходимые в парфюмерии, и разбогатеет.

— А зачем сюда? — спросила Анжелика.

— Потому что нам нужны соучастники.

— И вы надеетесь найти их на греческих островах?

— Как знать? — таинственно проговорил Савари. — Сударыня, я покажусь вам очень нескромным, но мы вдвоем попали в скверную историю, и, я надеюсь, вы не обидитесь на старого друга, если он задаст вам несколько вопросов. Почему вы отправились совсем одна в такое далекое и опасное путешествие? Я стремился за своим мумие, ну а вы?

Анжелика молча вздохнула. Какое-то время она колебалась, потом решила довериться старому ученому.

Она рассказала ему, как целые годы думала, что ее муж, граф де Пейрак, осужденный на смерть, был казнен. А потом она узнала, что ему удалось избежать казни, стала искать, переходя от одного свидетельства к другому, и наконец убедилась, что надо ехать в Кандию, потому что там есть надежда разыскать его следы.

Савари молча дергал свою бороденку.

— Вы думаете, что я сумасшедшая, что глупо было бросаться в такую авантюру?

— Конечно, это так. Но я готов найти вам извинение. Я ведь тоже старый безумец. Я все бросаю и пускаюсь навстречу опасностям, не думая о них. Я гонюсь за своим мумие, как и вы бросаетесь безоглядно в еще более рискованные предприятия потому только, что где-то, во тьме пустыни, мерцает звездочка вашей любви. Безумны ли мы? Я этого не думаю. Кроме разума есть еще инстинкт, который ведет нас и заставляет дрожать от волнения. Так дрожит ореховая ветка над скрытым в земле источником. А слыхали вы когда-нибудь о греческом огне? — вдруг быстро переменил он тему разговора. — Во времена Византии была секта ученых, владевших этим огнем. Откуда они узнали о нем? Я изучал историю этих мест и убедился, что когда-то в районе Персеполиса, то есть между Персией и Индией, жили зороастрийцы — огнепоклонники. От них была подучена тайна этого огня, так долго обеспечивавшего непобедимость Византии. К сожалению, в 1203 году, после нашествия крестоносцев, византийские ученые утратили формулу негасимого огня. Так вот, я уверен, что секрет таится в минеральном мумие, которое горит и не гаснет, а если его особым образом обработать, выделяет летучее вещество, легко воспламеняющееся и даже способное взрываться. Сегодня утром я сделал опыт с крохотной частицей. Да, сударыня, я вновь открыл тайну греческого огня!

В увлечении он повысил голос. Анжелика напомнила ему об осторожности. Нельзя забывать, что они только бедные рабы в руках безжалостного палача.

— Не бойтесь ничего! Я рассказываю вам о своих открытиях не потому, что впадаю в безумство увлечения, а потому, что они помогут нам завоевать свободу. У меня есть замысел, и я уверен, что мне удастся его осуществить, если мы только попадем на остров Санторин.

— Почему Санторин?

— Я вам это открою в свое время. — И Савари убежал.

Наступил вечер, на корабле поднялся необычный шум. Крики женщин смешивались с мужской руганью, раздавались звуки ударов, топот босых ног, бегущих по переходам, плач, приглушенные истерические рыдания, громкие голоса и грубый гогот мужчин.

— Что опять случилось? — спросила Анжелика у своей товарки.

— Матросы укрощают новых пленниц.

— Что они делают с ними?

Молодая гречанка отвела глаза.

— Но это ужасно! — простонала Анжелика. — Это невыносимо. Надо же что-то делать.

Совсем рядом раздались отчаянные вопли насилуемой женщины.

Эллида удержала Анжелику:

— Не ходи туда! Так всегда бывает. Это их право.

— Их право?!

Эллида объяснила своим кротким голосом, что члены экипажа имели право на долю добычи. Сначала они получали ее «в натуре», а после продажи рабов — ив цехинах. Более того, очень красивых женщин берегли для богатых сладострастников, а большинство продавали просто в рабство как служанок для исполнения всяческих работ в караван-сараях. На рынке беременные ценились выше, так как учитывалась и ценность будущего раба. Таким образом, люди маркиза д'Эскренвиля получали удовольствие и повышали в то же время цену «товара».

Анжелика заткнула уши руками и сама стала кричать, что хватит с нее этих дикарей, что она тут больше не останется. И когда появился Корьяно с двумя негритятами, несущими подносы, она набросилась на него с проклятиями и отказалась хоть что-нибудь взять в рот.

— Но вам же надо поесть! — трагическим тоном вскричал одноглазый. — Вы же просто кожа да кости. Это для нас катастрофа!

— Пусть перестанут терзать этих женщин! Прекратите эту оргию!

Она пнула ногой подносы, и миски полетели на пол.

— Прекратите эти крики!

Корьяно поспешил убраться со всей скоростью, какую допускали его короткие ножки. Немного спустя послышался рев д'Эскренвиля:

— Тебе понравилось, что она с характером! Что ж, получил теперь? Уже моим людям нельзя позабавиться с бабами на собственном корабле!..

Взбешенный, он подбежал к каюте Анжелики.

— Вы что, отказываетесь есть?

— А вы полагаете, что ваши сатурналии возбуждают аппетит?

Страшно худая, вся взъерошенная Анжелика в своем свободно болтающемся корсаже выглядела упирающейся девчонкой-подростком. Губы пирата чуть раздвинулись в подобии улыбки.

— Ладно! Я уже приказал перестать. Но и вам следует пойти навстречу. Мадам дю Плесси-Белльер, вы окажете мне честь поужинать вместе со мной на мостике?

Назад | Вперед