«Триумф / Победа Анжелики» (фр. La Victoire d’Angélique) (1985). Часть 9. Глава 29

Вечером Анжелика устроила Дельфину у тети Анны, которая часто снимала комнату в ее жилище. Ей не удалось поговорить с Коленом Патюрелем, хотя она имела такое намерение, потому что он был в отъезде. Ей нужно было также заняться детьми, которых она забрала у Бернов. Она в двух словах описала Абигаэль неожиданный приезд Дельфины де Розуа, но ничего не сказала о том, что слышала от нее. Она хотела удостовериться, по меньшей мере, перед Абигаэль и до прихода более реальных событий, что сходство было случайным, что Дельфина перепутала.

Она почти в это верила, проснувшись на следующее утро, начиная новый день, за который ей нужно было многое успеть. Надо было подумать об отъезде в Вапассу и заняться сбором вещей в дорогу.

Но с берега доносился шум, извещающий о прибытии кораблей, и она не смогла противостоять желанию подойти к порту и взглянуть на маленькие группы людей, страшась различить среди них силуэт одной женщины. И она рассуждала: «Если предположить, что это она, то мне теперь нечего бояться. Она была побеждена. Я готова ко встрече с ней».

Но когда ей пришли доложить, что ее спрашивают две незнакомые дамы, она вдруг поверила, что она видела, действительно видела, как блестит над водой красное, голубое и желтое, — цвета, предпочитаемые герцогиней.

«Ну вот», — сказала она себе, остановившись, чтобы восстановить силы. Она зажмурила, затем открыла глаза. Никаких вычурных одежд, никаких кричащих цветов не было на двух путешественницах, которые только что прибыли и которых сопровождали слуги, согласно правил. И Ля Полак, с трудом поднимающаяся по каменистому берегу Голдсборо, браня своего лакея, хоть и являлась неожиданной гостьей, но вовсе не было нежеланной. Ее силуэт ни малейшим образом не мог быть перепутан с очертаниями фигуры угрожающего эльфа, очень красивого и опасного — дамы де Модрибур, сегодня ставшей мадам де Горреста.

Ля Полак бушевала: из-за своего веса она увязала в мокром песке почти по щиколотку.

— Помоги мне, — сказала она, протягивая остолбеневшей Анжелике свою пухлую руку. — Ну что! Что! Что! Это я! А что ты думала? Что я была не в состоянии, как все остальные, подняться на борт корабля, чтобы нанести тебе визит в твоем Голдсборо, у черта на рогах?

Брызги намочили нечто пышное, похожее на строение из кружев, которое красовалось на ее голове; время от времени она его поправляла, когда оно неуклюже разваливалось.

— Это «фонтанж», — объяснила она. — Кажется, любовница короля, которую зовут, как и тебя, Анжелика, только так и выряжается. И твоя мадам де Горреста ввела это в моду в Квебеке.

— «МА», Мадам де Горреста, — перебила Анжелика, — что означает?

— Жюльенн мне сообщила, — вмешалась Жанина Гонфарель, подмигнув, как заговорщица. — Я знаю все. Но — тихо! Нужно поговорить спокойно, и у меня куча новостей. Что необходимо срочно, так это тарелка супа со шпиком в сопровождении бокала красного вина, ибо я не в силах стоять на ногах от слабости.

Анжелика заметила Жюльенн; это была вторая путешественница. Еще одна Дочь Короля, которая потерпела у этих берегов кораблекрушение на «Ликорне» и которая снова вернулась сюда при тревожных обстоятельствах. Ее супруг, Аристид, раскаявшийся пират, был недалеко, он поднимался по тропинке, ведущей от пристани, и нес багаж этих дам. Несмотря на кружевное жабо, костюм прекрасно сшитый и с роговыми пуговицами, что свидетельствовало о непринужденности и благополучии, он боялся появляться в Голдсборо, где уже был однажды, в далекие времена, скованный цепями заключенного.

— Если бы не Жюльенн, вы меня бы здесь не увидели, мадам, — сказал он, заметив Анжелику. — Но она захотела уехать из Квебека, словно дьявол гнался за ней по пятам.

Он добавил, понизив голос:

— Кажется, благодетельница, дама дьявола, жива!

После того, как Жанина Гонфарель бросила: «твоя мадам де Горреста», Анжелика была не в силах говорить, придти в себя, и встретить гостей, как того требовала ситуация, словами радости и удивления. Ледяной ком был у нее внутри. В действительности она понимала, что до настоящего момента она не до конца верила Дельфине дю Розуа, теперь нужно было уступить очевидности: Амбруазина, Дьяволица, вернулась!..

В молчании она провела гостей, которые, не осознав ее молчаливости, удовольствовались ее машинальной улыбкой и болтали, возбужденные и успокоенные тем, что, наконец, добрались до цели своего путешествия.

Она привела их в «Гостиницу при форте», затем — в комнату, смежную с большим залом, где они могли бы побеседовать так, что их никто не подслушал бы, и не стали бы объектом любопытства публики.

Словно привлеченная и ведомая интуицией, Дельфина дю Розуа находилась там и бросилась на шею Жюльенн.

— Так значит, и ты ее узнала! — вскричала она, забыв в своем волнении о дистанции, которую всегда соблюдала в общении с бедной Жюльенн, когда они обе принадлежали к контингенту Дочерей Короля, привезенных в Канаду благодетельницей, госпожой де Модрибур.

Радость Жюльенн при виде Дельфины была неожиданной, ибо они всегда держались на расстоянии друг от друга.

— Дельфина, милая моя, я находила вас иногда вздорной и чопорной, но мы вместе потерпели кораблекрушение, разве не правда? Вместе мы перенесли смерть и страсть по приказу этой дьяволицы, вместе прожили годы в Квебеке в мире и благе, и я счастлива видеть, что вы убежали от нее.

Вот и до этого дошла очередь.

— Итак, это правда? И вы, Жюльенн, узнали ее? — спросила Анжелика.

— Узнала? Да-да. Это она. Никакого сомнения. И особенно глаза. Ее лицо немного изменилось из-за ран, которые ей нанесли. Я видела ее совсем близко. Она стала менее красивой. Но это она. Я видела шрамы.

По крайней мере, Жюльенн еще никогда не обманывалась насчет благодетельницы, что стоило ей, в ее время, презрения ее соратниц.

— Какой удар! Я уже позабыла ее, эту негодяйку! Она была мертвой, она оставалась мертвой! И с появлением этой мадам де Горреста я считала все происшедшее слухами. У меня не было времени прибыть в порт и приветствовать нового губернатора и его жену. У меня серьезная работа в отеле Дье с огромным количеством больных и раненых, которых к нам привозят, индейцев и французов. И затем на другой день к нам привезли Генриетту.

— Какую Генриетту?

— Генриетту Губэ, девушку из окружения мадам де Бомон. Они обе только что вернулись из Франции, с весенними кораблями. Она рассказывала о Париже. Я видела Генриетту. Она была невестой интенданта дома мадам де Бомон. Она была счастлива. И вот ее привозят к нам умирающей. Несчастный случай! — вот что говорили… Падение! Я побежала, потому что мы все составляем часть одного братства, не так ли? Я тут же увидела, что с ней все кончено, и когда я наклонилась к ней со словами: «Моя бедная Генриетта, скажи мне, что с тобой происходит? Что произошло?», а священник, вызванный матушкой Жанро, обращался с последними словами, я подняла глаза и увидела взгляд, который притягивал меня, и в нескольких шагах я увидела ее. Она стояла с другой стороны кровати, я ее узнала, потому что она улыбалась мне. Она не была мертва, и она вернулась. Мне показалось, что я брежу: дьявол! И в следующую секунду я все поняла. Боже! Какая ошибка! Мадам де Бомон говорила мне, что мадам де Горреста, будучи их соседкой, взяла на себя любезность спасти Генриетту, когда та упала с крыши, куда поднялась, чтобы проверить, укреплена ли пожарная лестница, и затем она велела ее подобрать и положить в ее карету, чтобы доставить в Отель Дье, и вызвала священника… Кто знает, может, она заметила ее из окна и узнала? Кто знает, не прикончил ли ее кто-нибудь в карете?.. Никто не узнает… во всяком случае, если я не умерла тут же на месте, то только потому, что я человек, твердый по натуре, и еще у меня было предчувствие, что ля Роншон приезжал и задавал мне вопросы о «Линкорне», и что во Франции интересовались нашими именами и нашим состоянием. И потом я слишком много повидала, чтобы не придумать способа себя защитить. Я воспользовалась обрядом соборования, чтобы навострить лыжи и удрать через заднюю дверь Отель Дье. Сначала я разыскивала Дельфину, но не обнаружила ее дома. «Нет времени», — сказала я себе. Я начала с того, что стала разыскивать д'Аристид, которая была в лесу со своим аппаратом.

— Эта герцогиня никогда не опомнится, — прогремела д'Аристид. — Мне пришлось оставить в стороне план изготовления огненной воды, которой нет даже у господина губернатора де Фронтенака, как моя Жюльенн — тут как тут и тащит меня даже не знаю — куда!

— Я тебя, наверное, дважды от смерти спасла, — сказала Жюльенн. — Ты отравилась бы насмерть своей микстурой.

Анжелика слушала их оживленные голоса, не решаясь понять окончательно

— не были ли они жертвами коллективного безумия.

Были экстраординарные исключительные явления, которые потрясали умы: горящие лодки, бури, тюлени в проливе…

— Во всяком случае, Генриетта-то мертва, и если бы мы не сбежали, то вскорости настал бы наш черед.

Ля Поллак начала вполголоса рассказывать с таинственным видом:

— Я тоже ее видела, эту «губернаторшу», и мне она не понравилась — слишком приторна. Но старую мартышку не учат гримасничать. Сначала я решила, что она явилась ко мне, улыбаясь, потому, что у меня лучшая кухня в городе, но потом мало-помалу она принялась говорить о себе:

«Мадам де Пейрак! Вы знаете мадам де Пейрак?», и стоило мне только заикнуться о тебе, как она стала облизывать губы, то и дело проводя по ним языком.

— Опиши ее.

— Не могу. Только глаза. Иногда они, как золото, иногда, как ночь. Но это не заставило бы меня затеять путешествие. Есть еще кое-что.

Однажды утром я получила записку из монастыря Урсулинок, что якобы мои подсвечники, которые я сдавала им для позолоты, готовы. Однако, я прекрасно помнила, что все мои подсвечники находятся у меня, и никакого заказа я не делала. Но ты же знаешь, я всегда неизменно вежлива и предупредительна с представителями церкви, и если, — подумала я, — тут и вкралась ошибка, то я уж пойду туда и все выясню. Или, может быть, мне необходимо явиться туда, потому что меня хотят видеть…

В общем, я распорядилась, чтобы меня доставили туда.

В мастерской для позолоты я встретила матушку Мадлен, которая так обрадоваласье, увидев меня, словно я принесла ей Благую весть.

— О, дорогая, вы пришли, — сказала она мне. — И, к счастью, мы одни. О! Мадам Гонфарель, вы — подруга мадам де Пейрак, должны передать ей кое-что. Вы скажете ей, что на этот раз я ее узнала.

— Кого «ее»? — спросила я.

— Дьяволицу из Акадии (я уставилась на нее, и она объяснила): Разве вы не слышали о моем видении много лет назад о Дьяволице из Акадии?

— Конечно, слышала, — сказала я ей. — О! Я знаю об этом видении наизусть все подробности, как и все вокруг. И мне известно, что совершенно несправедливо сюда вмешали мадам де Пейрак. Но вы ее оправдали. И теперь вы говорите, что видели ее по-настоящему?..

Очень тихо она сообщила мне, что это была знатная дама, которая накануне нанесла визит Урсулинкам вместе с новым губернатором. Время от времени в мастерскую заглядывала монашка, и смотрела, а матушка Мадлен казалась застигнутой врасплох.

— Но, сестрица, — сказала я ей тоже тихо, — если вы уверены в этом, то почему бы вам, если уж эта дама, она мне тоже не нравится, по правде говоря, — ваша дьяволица, не сообщить ли об этом епископу или вашему исповеднику? Представители духовной власти должны заняться ею, не вмешивая сюда мадам де Пейрак, нашу подругу, которой и так хватило истории с видением.

Она принялась плакать:

— Я им все рассказала!.. Но они мне не верят.

— И вот, понимая ее, я решила уехать, — продолжала ля Поллак. — Тебя нужно предупредить, ведь ты противостоишь ей. Она именно тебя ищет, чтобы отомстить.

— Она не нашла меня в Квебеке, куда направилась в первую очередь. Что до того, чтобы приехать сюда, так это будет не так-то легко. На этот раз мы предупреждены. Здесь мы в безопасности, а губернатор Канады, новый он или старый, здесь не имеет никакого влияния.

— Но она могла бы отправиться в Монреаль, — простонала Дельфина.

— В Монреаль!

И вдруг Анжелика побледнела. Она почувствовала, как у нее на лбу выступил холодный пот.

Монреаль — это Онорина.

В Монреале была Онорина.

И если, будучи в Квебеке, эта ужасная женщина узнает, что дочь Анжелики — пансионерка в Виль-Мари, то она решит отправиться в Монреаль и напасть на Онорину…

Анжелика увидела, как на всех лицах отразилась тень тревоги, охватившей ее.

— Но почему вы сбежали, как зайцы? — вскричала она, повернувшись к гостьям. — Наоборот, нельзя было упускать ее из виду, и если она отправлялась в Монреаль, нужно было сесть на один корабль с ней!

— На один корабль с ней? — повторила Жюльенн с испуганным видом.

— Нужно было наблюдать за ней, разоблачить, помешать вредить!.. Разве не понятно?.. Если она поедет в Монреаль, Онорина попадет к ней в лапы!..

Ля Поллак вскочила на ноги и, как ядро, вылетела из комнаты, хлопнув дверью.

Немного погодя она вернулась в сопровождении мадам Каррер и двух ее дочерей, которые очень ловко накрыли на стол и подали устриц и жаркое.

Анжелика видела себя словно со стороны. Она сидела на стуле, когда ее чуть ли не силой усадила не то Ля Поллак, не то мадам Каррер, перед полной тарелкой и полным стаканом, в руках — столовые приборы, которые ей дали, как ребенку. Ля Поллак подносила стакан к ее губам и говорила, что заставит ее кушать силой, пользуясь собственным опытом, когда в Париже экзекутор влил ей в желудок два полных чайника холодной воды, чтобы заставить ее признаться в краже двух унций огненной воды у трактирщика.

— Хорошие времена тогда были! Да-да. Мы теперь свободны. Но я не позволю этим знатным дамам-отравительницам свободно творить злодеяния здесь. Пей и ешь, мы поговорим позже.

Я сказал хозяйке: кума, вы здесь распоряжаетесь. Накормите нас быстро и хорошо. Мы иначе не можем продолжать жить спокойно, мы умрем или попадаем без сил.

Отказываясь думать, Анжелика приняла предложение разделить трапезу с подругами, изнемогающими от усталости и впечатлений тяжелого путешествия.

Назад | Вперед