«Триумф / Победа Анжелики» (фр. La Victoire d’Angélique) (1985). Часть 3. Глава 12

— Ты стояла в одиночестве на носу корабля, — продолжала молодая англичанка из Салема, словно описывала прекрасную картину. — Вы плыли вниз по течению среди тумана. Тебя преследовали тени из твоей жизни. Они то обгоняли и поджидали тебя, то настигали издалека. На этой реке тени из твоей жизни любят собираться, словно поднимается занавес с началом нового акта. И роли распределяются заново. Так тени, которые остались позади, опережают тебя и появляются внезапно перед глазами. Те, кто оставались долгое время в отдалении, приближаются и подают знак: «Мы здесь, ты о нас забыла». Те, кого ты часто вызываешь, удалились. В этом незримом движении тебя охватила тревога, и ты пожалела, что не захотела узнать о третьем семистишье, в котором говорилось о прерванном путешествии, о переменах, которые тебя напугают.

Испытывая предчувствие от знаков судьбы, ты жалела, что не можешь вспомнить наставления, данные нами, ничего заранее не бояться, ибо мы предсказали триумф, успех, удачу. Мы видели знак победы.

Итак, сожалея, что не захотела поднять паруса, ты думала о нас…

Анжелика вспомнила состояние души, когда она плыла вниз по течению Сен-Лорана.

— Я вспомнила о Шарьо, он предсказывал мне путешествие, о возможности которого я предпочла бы не знать. Но это было ребячеством с моей стороны. И затем я вспомнила, что вы мне говорили об успехе.

— И не о случайной победе. О триумфе. За этим последует новая жизнь — вот каков твой удел, к которому ты продвигаешься, и который приближается. Также, угадав твое сожаление, мы взяли наши карты, заперли дом и отправились в порт, где в назначенный час ждал нас человек из Лондона в красном рединготе и его лейтенант в голубом камзоле. И вот мы здесь… Но сначала перейдем в тень, где нет ветра и выпьем чаю, поскольку для него пришло время.

На очаг, сложенный из трех камней, который находился в углу, Номи поставила котелок, наполненный водой.

Меблировка была более чем скромной. Стол состоял из доски, положенной на козлы.

Вязанки соломы, брошенные на утоптанный земляной пол и кормушка с зерном, свидетельствовало о том, что это место служило, как кормушка или хлев.

Молодые англичанки утверждали, что прекрасно провели ночь под охраной моряков, которые бодрствовали у костра снаружи, и которым они время от времени выносили чай.

Суровые англичане убеждались в очередной раз, что колонисты из Новой Англии делали все не так, как другие, и что с их стороны они предпочли бы джин или ром, добавленные в этот прекрасный чай. Британская метрополия еще не знала вкуса чая, точнее не привыкла к нему, в то время как пуритане Нового Света, диссиденты, баптисты, конгрегационалисты в своих скитаниях по Нидерландам или через присоединение Нового Амстердама к Америке, переняли у голландцев эту редкую и дорогую привычку, пришедшую из Китая. Сначала его употребляли в лечебных целях, затем, как признак роскоши, свойственный для высшего общества.

Это стало не модой, а больше того — ритуалом. В Массачусетсе во всех домах влиятельных людей в определенный час пили китайский чай, и Анжелика у госпожи Кранмер видела специально отведенную для этого комнату небольших размеров, обычно выходящую в переднюю.

Она улыбнулась, увидев, как они достали из своих бедных узелков и расставили на столе изящные фарфоровые чашечки из Китая, из которых по утверждению знатоков только и надлежало пить этот напиток. Они благодарили торговлю, почитали редкость листа и посуды, привезенных из таких далеких краев усилиями моряков, они благославляли прочность кораблей, построенных на стапелях Нового Света.

Рут сказала, что эти чашечки и чайник были подарены им госпожой Кранмер в знак благодарности за уход и спасение ее отца, Сэмюэля Уэкстера.

Она пожаловалась, что не может приготовлять по причине отсутствия составных частей чудодейственный лечебный напиток, который ее научили пить для поддержания сил: очень крепкий настой чая, смешанный с яйцами и молоком, сметаной, ванилью и хлебом, поджаренным на масле…

Затем гостью спросили о состоянии здоровья и новостях от «младенчиков», близнецов и пропели колыбельную, которая их убаюкивала:

Верни назад, верни назад, Верни назад мою шляпку.

Ветер дует над океаном, Ветер дует над морем…

Кто-то их позвал и прервал песню.

Человек в голубом камзоле подавал им знаки, размахивая пистолетами.

— Кто-то идет! — крикнул он.

Женщина взбиралась по горной дороге, она бежала несмотря на крутизну склона и тяжелую корзину, которую она держала на спине, и маленькие корзиночки у нее в руках. Она была охвачена возбуждением. Пряди волос выбились из-под чепчика и развевались по ветру.

— Это ваша подруга Абигаэль Берн.

Никогда еще Анжелика не видела Абигаэль Берн в таком небрежном виде. Однако она хоть и с трудом, но узнала в этой растрепанной женщине, навьюченной, как осел, спокойную Абигаэль, подругу со скал.

— А! Наконец-то я вас нашла! — вскричала она, завидев их. — И вы здесь, Анжелика! Слава Богу! Мы спасены!

Она поставила на землю свою ношу и, запыхавшаяся и порозовевшая стала пытаться убрать волосы под чепчик.

— Габриэль меня запер, чтобы помешать принять вас и оказать помощь вашим подругам, прибывшим из Новой Англии. Приходилось ли вам когда-нибудь слышать о подобном сумасшедствии, охватившем человека, который… никогда ничего подобного я от него не ожидала! Он разве что не заткнул мне рот кляпом!..

Она с трудом удерживала слезы.

— Во всяком случае он закрыл меня в пристройке и таким образом, что я не могла ответить на ваши призывы, когда вы постучались в наш дом, — добавила она, повернувшись к англичанкам, — я не могла подать сигнал ни вам, ни кому-либо другому.

— Кто вас освободил?

— Лорье… Не правда ли, стыдно, что маленький мальчик стал свидетелем того, как его отец обращается со своей женой… Я всего лишь приемная мать, но малыш, похоже, уважает и любит меня… Это недостойно!..

Она отдышалась. Ее напряжение прошло. Было видно, что после такого взрыва, несвойственного ее характеру, она чувствовала себя обессиленной.

— Но какая муха их всех укусила? — простонала она. — Они как с цепи сорвались!

Готовая заплакать, она уткнулась в плечо Анжелики.

— О, Анжелика! Я так его любила!.. Что теперь со мной будет, если он сошел с ума, мой Габриэль, как и другие?..

— Выпейте чаю, мы только что его приготовили, он еще горячий, — стали ее успокаивать англичанки.

Женщины окружили ее и увели в тень.

Номи налила розоватую жидкость в чашки.

— Как видите, нас не бросили на произвол судьбы, дорогая мисс Берн. У нас есть чай, хлеб для подкрепления сил и… охрана.

Она указала на мужчин, расположившихся поодаль и продолжавших следить за подступами к жилищу.

Абигаэль сказала:

— Я принесла вам продукты и напитки, и мне пришлось захватить несколько платьев на смену, потому что я не знаю, вернусь ли я под кров этого тирана…

— Абигаэль! А ваши дочурки?..

— Северина увезла их по приказу отца… словно я недостойная мать, которую надо избегать… Вы представляете себе подобное заблуждение?..

— Пейте чай, поговорим позже…

Абигаэль послушалась и стала успокаиваться. Она качала головой.

— Правда, что Габриэль очень изменился… Он больше не тот, с тех пор, как произошел случай с Севериной.

— Что случилось с Севериной? — спросила обеспокоенная Анжелика, правда быстро сообразив, что уж если она увезла сестер, то по крайней мере жива, а это — самое главное.

— Ах, да! Вы же ничего не знаете… — вздохнула Абигаэль. — Весной этого года, перед вашей встречей с Онориной, вы проезжали через Голдсборо и были у нас. Но вы уехали так быстро, что у нас не было времени поговорить. Вы должны были поместить Онорину в пансион в Монреале, и это так грустно. Мы больше не увидим ее, — Абигаэль снова расстроилась и залилась слезами.

— Друг мой, моя дорогая! Мне так жаль! — молвила Анжелика, обняв подругу за плечи. — У нас так много обязанностей, они прямо-таки пожирают нас. И чем лучше идут дела, чем дальше отодвигаются опасности, тем меньше остается времени, чтобы видеться с друзьями и наслаждаться покоем, доставшимся такой тяжелой ценой.

— За это стоит бороться, но это нужно уметь сохранить, — сказала молодая женщина, улыбаясь сквозь слезы. — Ой, что это такое?!

Все четверо вскрикнули, потому что какой-то мохнатый клубок ловким прыжком вскарабкался на стол.

— Сэр Кот!..

— Я думала, что он уплыл с нами, — пояснила Анжелика, приласкав своего друга и свидетеля тяжелых времен. — И мы заметили его отсутствие только в Тадуссаке.

— Он провел лето в нашей компании.

— Мы особенно не беспокоились о нем, зная, что он всегда поступает так, как ему хочется.

Сэр Кот путешествовал по своему усмотрению, а не по воле кого-либо другого. Никто не знал, что побуждает его покидать одно место или оставаться в другом. Это зависело от его желания. Ему стоило улизнуть только в момент отправления, если он не хотел участвовать в путешествии, или проскользнуть в багажное отделение или на палубу, если ему было по вкусу уехать.

На этот раз по непонятной причине его не привлек путь до Монреаля, и он предпочел ждать возвращения Анжелики на берегу Голдсборо, свидетеле его первых подвигов.

— Он прибежал вместе со мной или появился здесь вместе с вами? — забеспокоилась Абигаэль.

Через открытую дверь они увидели, как матросы вскочили со своих мест, чем-то встревоженные.

На этот раз показалась группа людей, появление которой свидетельствовало о том, что все стало на свои места.

Рядом с Жоффреем де Пейраком и Коленом Патюрелем вышагивал, легко преодолевая подъем, и сияя от радости, знаменитый корсар из Дюнкера — Ванерейк. Он снял шляпу и стал ею размахивать, как только заметил на вершине силуэты четырех женщин.

Очень красивый мужчина лет тридцати в красном камзоле сопровождал их.

— Вот капитан корабля из Лондона, наш защитник, — представила его Рут Саммерс.

Немного сзади, но с благожелательным выражением на лице вышагивал господин Маниго, а рядом с ним тот, кого называли «адвокатом» — господин Каррер. Они представляли Городское Собрание гугенотов Ля Рошели.

Одна из дочерей Мониго Сара или Дебора, так же как и Иеремия, который вернулся на лето из колледжа, шли с ними рядом, держа в руках корзины.

Похоже на то, что жизнь в Голдсборо возвращалась в прежнее русло. Сегодня же вечером будет праздник на большой площади, возле «гостиницы при форте», и всем представится возможность увидеть, как прекрасная Инес Предито-Тенарес танцует фанданго под щелканье кастаньет.

Назад | Вперед