«Анжелика / Маркиза ангелов» (фр. Angélique / Marquise des Anges) (1957). Часть 4. Глава 43

В своем девственно-белоснежном наряде огромная Бастилия выглядела еще более зловещей и мрачной, чем обычно. От плоских крыш башен к низкому, нависшему небу поднимались серые струйки дыма. Видимо, топили у коменданта и в караульных помещениях, и Анжелика предоставила себе, как в студеных одиночках, скрючившись от холода, лежат на своих сырых соломенных тюфяках «забытые» заключенные.

Анжелика осталась ждать Дегре на улице Сент-Антуан, в одном из кабачков, с хозяином которого и, главным образом, с дочерью хозяина у адвоката, судя по всему, были дружеские отношения.

Сидя у окна, Анжелика могла наблюдать за тем, что происходит на улице, сама оставаясь незамеченной. Она ясно видела стражников ближайшего бастиона, они расхаживали около пушек, грея дыханием руки и притоптывая ногами. Время от времени кто-нибудь из стражников, стоявших наверху, на стене, окликал их, и его голос долго звенел в морозном воздухе.

***

Наконец Анжелика увидела Дегре — он сошел с подъемного моста и направился к кабачку. В предчувствии какой-то беды у нее тревожно заколотилось сердце.

И в походке адвоката, и в выражении его лица было что-то странное. Он выдавил из себя улыбку, потом быстро заговорил, как показалось Анжелике, наигранно-веселым тоном. Он сказал, что ему без большого труда удалось повидаться с графом де Пейраком и комендант даже оставил их на несколько минут вдвоем. Граф дал согласие на то, чтобы Дегре был его защитником.

Правда, вначале он отказывался от адвоката, утверждая, будто, соглашаясь взять защитника, он тем самым как бы соглашается, чтобы его судил королевский суд, а не парламентский, как он того требовал. Он хотел защищаться сам, но после недолгой беседы с Дегре принял помощь, которую тот предложил ему.

— Просто удивительно, что он так быстро уступил, ведь он очень недоверчив, — сказала Анжелика. — Я думала, вам придется выдержать настоящий бой. Уж у него-то всегда найдутся блестящие логические доводы, если он хочет настоять на своем.

Адвокат, словно от сильной мигрени, наморщил лоб и попросил дочь кабатчика принести ему пинту пива.

— Едва граф увидел ваш почерк, он сразу же согласился, — сказал он наконец.

— Он прочел мое письмо? Он был счастлив?

— Я прочел его ему.

— Почему? Он…

Она умолкла, а потом беззвучным голосом спросила:

— Вы хотите сказать, что он не в состоянии был его прочесть? Почему? Он болен? Говорите же! Я имею право знать все!

Не сознавая, что делает, она схватила Дегре за руку, вонзив в нее ногти.

Адвокат подождал, пока отойдет дочь кабатчика, подавшая ему пиво.

— Мужайтесь, — сказал он с самым искренним сочувствием. — Пожалуй, и впрямь вам лучше знать все. Комендант Бастилии не стал от меня скрывать, что графа де Пейрака на допросе подвергли пытке.

Анжелика побелела.

— Что они с ним сделали? Совсем изуродовали его?

— Нет. Но жестокие пытки различными орудиями очень его ослабили, и с тех пор он не встает. Но это еще не самое страшное. Воспользовавшись тем, что комендант вышел, граф рассказал мне о процедуре изгнания беса, которую проводил монах Беше. Граф утверждает, что монах при этом пользовался не штифтом, а длинной иглой. Когда он глубоко вонзал ее в тело, граф от боли невольно вскрикивал, и это производило очень неблагоприятное впечатление на свидетелей. Что же касается одержимой монахини, то он не может утверждать, что узнал ее в полуобморочном состоянии.

— Он мучается? Он впал в отчаяние?

— Нет, он полон мужества, хотя его допрашивали около тридцати раз и он физически очень изнурен.

Слегка поколебавшись, Дегре продолжал:

— Должен вам признаться, что в первую минуту его вид потряс меня. Я не мог представить себе вас его женой. Но потом, после первых же его слов, когда он посмотрел на меня своими блестящими глазами, я понял… Ах да, чуть не забыл. Граф де Пейрак поручил мне передать его сыну Флоримону, что, когда выйдет из тюрьмы, он принесет ему для забавы двух паучков, которых научил танцевать.

— Фу! Надеюсь, Флоримон не притронется к ним! — проговорила Анжелика, делая огромное усилие, чтобы не разрыдаться.

***

— Теперь внесена некоторая ясность, — проговорил отец де Сансе, выслушав рассказ адвоката о том, что ему удалось узнать. — Значит, по вашему мнению, мэтр Дегре, кроме обвинения в так называемых колдовских действиях, основанного на акте, составленном монахом Беше, других обвинений предъявлено не будет?

— Да, в этом я убежден, так как попытки обвинить графа в измене королю признаны необоснованными. За неимением ничего лучшего вернулись к первоначальному обвинению — он колдун, но судить его будет гражданский суд.

— Великолепно. Следовательно, во-первых, надо убедить судей, что в работах, которые вел мой зять на руднике, нет ничего сверхъестественного, а для этого вы должны заручиться показаниями его помощников. Во-вторых, необходимо доказать не правомочность процедуры изгнания беса, на которую собирается опереться обвинение.

— Мы бы этого достигли, если бы судьи, люди очень набожные, могли убедиться, что процедура была проведена не по правилам.

— Мы поможем вам доказать это.

Раймон де Сансе стукнул ладонью по столику, который стоял в приемной, и приблизил к адвокату свое тонкое лицо с матовой кожей. Этот жест и полуприкрытые глаза брата вдруг напомнили Анжелике деда, старого барона Ридуэ де Сансе. Каждый раз, когда она ощущала, что замок Монтелу простирает свою благодетельную тень, чтобы охранить ее семью, над которой нависла угроза, Анжелика испытывала глубокое волнение и на душе у нее становилось теплее.

— Дело в том, господин адвокат, что есть обстоятельство, о котором вы не знаете, — медленно и отчетливо проговорил иезуит твердым голосом, — как не ведают о нем многие представители высшего духовенства Франции, чье религиозное образование, надо признать, зачастую еще более скудно, чем образование какого-нибудь жалкого деревенского кюре. Так вот, знайте же, что во Франции есть только один человек, который имеет право от имени папы Римского определять случаи одержимости и проявлений сатаны. Этот человек — член ордена иезуитов. Благодаря своей аскетической жизни, целиком посвященной углубленным трудам и исследованиям, он получил от его святейшества папы опасную привилегию сталкиваться лицом к лицу с самим Князем Тьмы Я убежден, мэтр Дегре, что вы вызовете большое смятение среди судей, сделав заявление, что церковь признает действительным только тот акт об изгнании беса, на котором стоит подпись преподобного отца Кирше, великого заклинателя Франции.

— Еще бы! — Дегре был очень возбужден. — Честно говоря, я о чем-то подобном подозревал, но этот монах Беше действовал с дьявольской ловкостью и сумел втереться в доверие к кардиналу Гонди, архиепископу Парижскому. Итак, я заявлю о преступном нарушении церковной процедуры! — воскликнул адвокат, уже видя себя в суде — Я разоблачу этих священников-самозванцев, которые своим святотатственным обманом пытались опорочить самое церковь!

— Подождите минутку, я сейчас вернусь, — сказал отец де Сансе, вставая.

Он вышел и вскоре вернулся в сопровождении какого-то иезуита, которого представил как отца Кирше.

Анжелика была взволнована мыслью, что перед ней великий заклинатель Франции. Она и сама не знала, как должен был он выглядеть, но, во всяком случае, не ожидала увидеть такого внешне скромного человека. Если бы не черная сутана и поблескивающий на груди медный крест, этого молчаливого иезуита скорее можно было бы принять за мирного крестьянина, чем за священника, привыкшего иметь дело с дьяволом.

Анжелика почувствовала, что даже неисправимый скептик Дегре заинтригован незнакомцем.

Раймон сказал, что он уже ввел отца Кирше в курс дела и сообщил ему самые последние новости.

Великий заклинатель слушал с доброй, ободряющей улыбкой.

— Дело представляется мне весьма простым, — заговорил он наконец. — Теперь нужно, чтобы я в свою очередь произвел изгнание беса, но уже по всем правилам. Акт вы зачитаете на суде, я подкреплю его своими свидетельскими показаниями, и это, бесспорно, поставит господ судей в щекотливое положение.

— Нет, все не так просто, — возразил Дегре, энергично почесывая затылок.

— Мне кажется, что провести даже вас, священника, в Бастилию, да еще к заключенному, который находится под усиленным надзором, дело невыполнимое.

— Тем более что нас должно быть трое.

— Зачем?

— Демон слишком лукав, чтобы один человек, пусть даже защищенный молитвами, мог, не подвергая себя опасности, бросить ему вызов. Для того чтобы подступиться к человеку, который вступил в сделку с дьяволом, мне необходимо присутствие по крайней мере двух моих обычных помощников.

— Но мой муж не вступал в сделку с дьяволом, — протестующе воскликнула Анжелика.

И вдруг она торопливо прикрыла лицо руками, чтобы никто не увидел, что она смеется. Слыша беспрерывно, что ее муж вступил в сделку с дьяволом, она вдруг представила себе, как Жоффрей стоит за прилавком какой-нибудь лавчонки и беседует с рогатым и улыбающимся дьяволом. О, когда они вернутся к себе, в Тулузу, как посмеются они над всеми этими глупостями. Ее воображение нарисовало новую картину: зарывшись лицом в густые, пахнущие фиалкой волосы мужа, она сидит у него на коленях, а восхитительные руки Жоффрея ласкают ее тело, которое он так любил.

Смех Анжелики оборвался, перейдя в короткое рыдание.

— Мужайся, дорогая моя сестра, — мягко сказал Раймон. — Рождение Христа вселяет в нас надежду; да снизойдет мир на добрых людей!

Беспрерывные переходы от надежды к отчаянию терзали молодую женщину. Когда она переносилась мыслями назад, вспоминая прошлогоднее рождество в Тулузе, она в ужасе думала о том, какой страшный путь прошла она за этот год.

Разве могла она тогда представить себе, что в сочельник, когда парижские колокола под свинцовым небом надрываются от звона, у нее не будет иного пристанища, кроме дома какой-то вдовы Кордо? Сидя у очага в обществе старухи, которая склонилась над прялкой, и ее сына, подручного палача, невинно игравшего с маленьким Флоримоном, Анжелика позволила себе лишь протянуть к огню озябшие руки. Притулившаяся рядом с нею на скамейке вдова Скаррон, такая же молодая и красивая и такая же несчастная и обездоленная, как и Анжелика, исстрадавшаяся по человеческому теплу, время от времени нежно обвивала рукой талию Анжелики и прижималась к ней.

Бывший владелец модной лавки тоже пристроился у единственного пылавшего в этом мрачном жилище очага и дремал в кресле, обитом штофом, которое он вынес из своей комнаты. Он что-тo бормотал сквозь сон, складывал цифры, упорно ища причины своего краха. Когда неожиданно раздавался треск полена, он открывал глаза, улыбался и надсадным голосом кричал:

— Не забывайте, что скоро родится Иисус! Весь мир объят радостью. Не спеть ли и нам песенку?

И к великой радости Флоримона, с жаром принимался петь дрожащим голосом:

Три пастушки на лужке, Мы сидели возле речки, И паслись невдалеке Наши милые овечки.

Тра-ля-ля-ля-ля, Наши милые овечки…

Кто-то постучал в дверь. Человек, одетый в черное, прошептал несколько слов сыну Кордо.

— Спрашивают госпожу Анжелику, — сказал мальчик.

Анжелика вышла, ожидая увидеть Дегре, но в передней стоял мужчина в сапогах, в широком плаще и надвинутой на глаза шляпе, поля которой совсем скрывали лицо.

— Дорогая сестра, я пришел с тобой проститься. Это был Раймон.

— Куда ты уезжаешь? — удивилась Анжелика.

— В Рим… Я не могу подробно рассказать тебе о миссии, которая возложена на меня, но уже завтра все узнают, что отношения между французским посольством и Ватиканом ухудшились. Наш посол отказался выполнить приказ папы, который потребовал, чтобы на территории его посольства находились только дипломатические служащие. И Людовик XIV велел передать папе, что он даст отпор каждому, кто вздумает навязывать ему свою волю. Мы на пороге разрыва французской церкви с папой. Нужно любой ценой избежать этой катастрофы. Я должен мчаться во весь опор в Рим и сделать все возможное, чтобы прийти к какому-то соглашению и умерить страсти.

— Ты уезжаешь! — Анжелика была убита. — И ты тоже бросаешь меня? А как же с посланием относительно Жоффрея?

— Увы, бедная моя девочка, очень боюсь, что в данной ситуации любая просьба, исходящая от папы Римского, будет плохо принята нашим монархом. Но можешь положиться на меня, я все-таки займусь этим делом в Риме. Вот, возьми немного денег. И послушай, меньше часа назад я видел Дегре. Твоего мужа только что перевели в тюрьму при Дворце правосудия.

— Что это означает?

— Что его скоро будут судить. И это еще не все. Мэтр Дегре берется провести во Дворец правосудия отца Кирше и его помощников. Уже сегодня ночью, воспользовавшись праздничной суматохой, они проникнут к заключенному. И я убежден, что это испытание сыграет решающую роль. Не теряй надежды.

Весть об отъезде Раймона совсем сразила Анжелику, последний луч надежды угас.

Иезуит обнял сестру за хрупкие плечи, привлек к себе и нежно поцеловал в холодные щеки.

— Не теряй надежды, дорогая сестра! — повторил он.

Она слышала, как постепенно затихал приглушенный снегом стук лошадиных копыт — вот уже лошади миновали потерну и зацокали по улицам Парижа.

***

Адвокат Дегре жил у Маленького моста, который соединял Сите с Университетским кварталом, в одном из тех старинных, обветшалых домов с остроконечными крышами, которые незыблемо стоят уже много веков, хотя Сена во время разливов и подмывает их фундаменты.

Анжелика, не в силах ждать, когда Дегре придет к ней, отправилась к адвокату сама. Его адрес она узнала у хозяина «Трех молотков».

Только уже стоя перед домом, она на минуту заколебалась. Право, этот дом чем-то напоминает самого Дегре: такой же бедный, нескладный и чуточку надменный.

Анжелика поднялась по винтовой лестнице, подгнившие деревянные перила которой были украшены забавными резными рожицами.

На последнем этаже была только одна дверь. Анжелика услышала сопение — это Сорбонна почуяла ее — и постучалась.

Открыла ей толстая девица с нарумяненным лицом. Ее шейный платок был небрежно повязан и открывал пышную грудь. Анжелика слегка попятилась. Она как-то не подумала о возможности такой встречи.

— Что тебе нужно? — спросила девица.

— Здесь живет мэтр Дегре?

В глубине комнаты послышалось какое-то движение, и оттуда с гусиным пером в руке вышел Дегре.

— Входите, сударыня, — пригласил он, ничуть не смутившись.

Затем он вытолкал девицу на лестницу и запер дверь.

— Неужели нельзя было набраться немного терпения? — сказал он с укоризной. — Зачем вы пришли в мое логово, вы же рискуете жизнью…

— Но я не имела никаких известий от вас уже…

— Всего одну неделю…

— Каковы результаты процедуры изгнания беса?

— Садитесь-ка вот сюда, — безжалостно заявил Дегре, — и дайте мне закончить то, что я пишу. А потом поговорим.

Анжелика послушно села на грубый деревянный сундук, где, наверно, хранилась одежда. Она оглядела комнату и подумала, что впервые в жизни видит такое нищенское жилище. Свет проникал сюда лишь через маленькое оконце с зеленоватыми стеклами в свинцовых рамах. Горящий в очаге чахлый огонь не мог уничтожить сырости, проникавшей сюда с реки, которая неумолчно плескалась внизу, ударяясь о быки Маленького моста. В одном углу на полу были навалены книги. Стола у Дегре не было — его заменяла доска, которую он держал на коленях. Чернильница стояла у его ног на полу.

Кроме кровати с рваным голубым пологом из саржи и такими же рваными одеялами, в комнате почти не было мебели. Но простыни, хотя и ветхие, были чистыми. Взгляд Анжелики невольно возвращался к этой неприбранной постели со смятыми простынями, вид которой недвусмысленно говорил о том, что, должно быть, происходило здесь совсем недавно между адвокатом и девицей, только что с такой легкостью выдворенной им из квартиры. Анжелика чувствовала, как у нее запылали щеки.

Долгие месяцы разлуки с мужем, тревожная жизнь, когда надежда и отчаяние сменяют друг друга, сделали ее болезненно восприимчивой, и это было неудивительно.

Ей безумно захотелось прижаться к сильному, надежному мужскому плечу и забыть обо всех своих страданиях.

Она посмотрела на Дегре, перо которого скрипело сейчас в тишине. Он мучительно что-то обдумывал, морща лоб и шевеля своими густыми черными бровями.

Где-то в самой глубине ее души шевельнулся стыд, и она, чтобы скрыть смущение, машинально погладила огромную голову датского дога, которую тот доверчиво положил ей на колени.

— Уф! — вставая и потягиваясь, воскликнул Дегре. — Никогда в жизни я не говорил столько о боге и о церкви. Знаете, что это за листки валяются на полу?

— Нет.

— Это защитительная речь мэтра Дегре, адвоката, которую он произнесет на процессе сеньора де Пейрака, обвиняемого в колдовстве, на процессе, который начнется во Дворце правосудия 20 января 1661 года.

— Как, уже известна дата? — Анжелика побледнела. — О, я непременно должна там присутствовать. Достаньте мне платье судейского чиновника или монаха. Хотя нет, я же беременна, — вспомнила она, с огорчением оглядев себя. — Впрочем, это почти незаметно. Госпожа Кордо утверждает, что у меня будет девочка, потому что ребенок лежит очень высоко. В крайнем случае меня примут за обжорливого клерка…

Дегре рассмеялся.

— Боюсь, как бы этот маскарад не разоблачили. Нет, я придумал лучший выход. На процесс будет допущено несколько монахинь, и вы наденете чепец и накидку монахини.

— Как бы я своим животом не запятнала репутацию инокинь.

— Чепуха! Широкое платье и просторная накидка скроют все. Но вот сумеете ли вы держать себя в руках?

— Даю слово, что буду самой сдержанной из всех женщин в зале.

— Это будет очень трудно, — проговорил Дегре. — Я совершенно не представляю себе, как все обернется. Всякий суд хорош уже тем, что на него можно оказать давление, предъявив сенсационные показания. Вот я и приберег для этого демонстрацию процесса получения золота ремесленным способом, чтобы тем самым снять обвинение в занятии алхимией. Но главный козырь — это акт о процедуре изгнания беса, составленный единственным уполномоченным на то римской церковью человеком — отцом Кирше, акт, который гласит, что ваш муж не проявил никаких признаков одержимости.

— Благодарю тебя, господи! — со вздохом облегчения сказала Анжелика.

Неужели близится конец ее испытаниям?

— Мы выиграем дело, да?

Дегре неуверенно развел руками. Помолчав, он сказал:

— Я виделся с Фрицем Хауэром, которого вы просили вызвать. Он приехал со всеми своими тиглями и ретортами. У этого человека весьма впечатляющая внешность. Жаль, но что поделаешь! Я укрыл его в монастыре картезианцев в предместье Сен-Жак. С мавром я тоже говорил — мне удалось проникнуть в Тюильри под видом торговца уксусом, — его помощь нам обеспечена. Только никому ни слова о моем плане. Бедняги могут поплатиться за это жизнью. Исход процесса во многом зависит от них.

Несчастную Анжелику можно было и не предупреждать об этом — от страха и надежды у нее во рту все пересохло.

— Я вас провожу, — сказал адвокат. — Париж — опасное для вас место. До начала процесса не выходите больше из Тампля. За вами придет монахиня, она принесет одежду и проводит вас до Дворца правосудия. Сразу же хочу предупредить вас — эта почтеннейшая монахиня весьма нелюбезна… Она — моя старшая сестра. Она воспитала меня и ушла в монастырь, увидев, что все принятые ею строгие меры не смогли удержать меня на праведном пути. Она молится, чтобы господь отпустил мне мои грехи. Короче, для меня она сделает все, что угодно. Вы можете полностью довериться ей.

На улице Дегре взял Анжелику под руку. Она не противилась этому, ей было приятно чувствовать его поддержку.

В конце Маленького моста Сорбонна вдруг сделала стойку и навострила уши.

Впереди, в нескольких шагах от Анжелики и Дегре, в наглой позе стоял, словно поджидая их, какой-то верзила в лохмотьях и в выгоревшей шляпе с пером. На щеке у него был лиловый нарост, на глазу — черная повязка. Он улыбался.

Сорбонна рванулась к нему. Бродяга с ловкостью акробата отскочил в сторону и юркнул в дверь какого-то дома. Собака скользнула вслед за ним.

И тотчас же они услышали звонкий всплеск воды.

— Проклятый Каламбреден! — проворчал Дегре. — Прыгнул в Сену, а ведь там плавают льдины, и, держу пари, сейчас он уже спрятался где-нибудь на набережной. У него под каждым парижским мостом есть свои тайники. Это один из самых отчаянных предводителей городских воров.

Сорбонна вернулась с понурым видом.

Анжелика пыталась побороть в себе страх, но тоскливое предчувствие одолевало ее. Ей казалось, что этот оборванец, неожиданно возникший на их пути, был предвестником ее чудовищной судьбы.

Назад | Вперед