«Анжелика в Новом Свете» (фр. Angélique et le Nouveau Monde) (1964). Часть 3. Глава 5

В тот первый вечер, когда они вошли в напоминающий пещеру закуток с низким потолком, который отныне будет их спальней, Анжелика смотрела на кровать — она, казалось, заняла всю комнату — почти со страхом. Она была и впрямь просторная и добротная, сработанная из темного орехового дерева, обструганного, обтесанного, и в ее непритязательности было нечто величественное. Покрытая шкурой, она выглядела поистине ложем принца викингов.

Благовонная свежесть исходила от не просохшего еще дерева. На темной его поверхности в розовом отсвете очага можно было заметить следы от лезвия топора.

Перед этой кроватью, детищем леса, чью поэзию и аромат она впитала в себя, перед этим даром, который сулил ей благотворный отдых и ночи, полные любви, Анжелика почувствовала себя смятенной и растерянной… И она созерцала ее, застыв у изголовья и кусая себе губы.

Перед ней открывалась новая жизнь. Та, о которой она столько мечтала.

И вот в момент, когда нужно было вступить в нее, она отпрянула, готовая бежать, словно пугливая лань. В этой новой жизни она должна была идти день за днем, ночь за ночью рядом со своим мужем, потому что она — его жена. По правде говоря, она уже отвыкла от этого. В любви она всегда чувствовала себя вечным странником. Ведь даже в последнее время, после того еще свежего в памяти дня — а с тех пор не минуло и трех месяцев, когда на «Голдсборо» они вновь обрели друг друга, — их беспокойная жизнь скитальцев дарила им лишь мимолетную близость возлюбленных, укрывшихся под сенью фортуны.

Ведь даже в те давние времена в Тулузе, если они иногда и проводили ночь вместе, у каждого из них были свои отдельные апартаменты, роскошные и просторные, где в зависимости от настроения можно было уединиться или встретиться.

Здесь же им дан только этот тесный закуток, этот тюфяк из тростника, одно это убежище на двоих, где они будут всегда вместе, всегда рядом — и в минуты любви, и в часы сна, вечер за вечером, ночь за ночью.

Для них это было внове.

Анжелика подумала, что теперь она впервые познает настоящую супружескую жизнь…

А Жоффрей де Пейрак смотрел на жену, выражение лица которой выдавало ее растерянность, и, украдкой улыбаясь, неторопливо снимал у очага камзол.

Он, гроза морей и океанов, великий владыка восточных дворцов, еще больший бродяга, чем она, всегда выбиравший удовольствия в зависимости от своих причуд и богатства, пожелал так: быть с ней наедине в этой единственной в доме спальне, на этой единственной супружеской кровати. То была ревнивая жажда чувствовать ее присутствие, жажда убедиться, что она принадлежит только ему, жажда отныне ни на шаг не отпускать ее от себя, не дать ей больше блуждать вдали от него.

Человек опытный, давно уже пристально изучавший природу мужчины и женщины, он яснее, чем Анжелика, сознавал хрупкость их счастья, ибо сейчас их объединяла прежняя супружеская связь, их давняя, непреходящая любовь, которая питалась лишь воспоминаниями, но между ними был водоворот почти всей их жизни, прожитой вдали друг от друга.

Впрочем, если все взвесить, то разве наиболее тесные узы, что связывают их после пережитого урагана, не их физическое влечение друг к другу? Но эти раскаленные угли предстояло еще раздуть, и он с нетерпением ждал того момента, когда почувствует, что она полностью принадлежит ему, когда он сможет их совместной жизнью доказать всем, что он — ее муж и господин, и только он имеет на нее право. Если он хочет вторично завоевать ее, она должна постоянно быть рядом с ним, всецело быть его. Но он немного догадывался о сложных чувствах, которые будоражили Анжелику. Он подошел к ней и проговорил патетическим тоном:

— Откуда это недоверие, жена?.. Конечно, боги не захотели, чтобы мы вместе провели дни молодости и рука об руку пришли на порог старости… Но мы еще можем познать друг друга… Не думаешь ли ты, что я забыл секрет кровати, которую сработал собственными руками? Только ты и я разделяем ее, мы спали здесь вместе… — И, улыбнувшись, закончил:

— Ведь будто бы так говорил Одиссей белокурой Пенелопе, вернувшись после долгих странствий. — Граф Жоффрей де Пейрак склонился над Анжеликой. Он крепко обнял ее и, гладя ее упрямое чело, прошептал ей нежные слова ободрения, как в первые дни их любви.

Назад | Вперед