«Бунтующая Анжелика / Бунт Анжелики / Мятежница Пуату / Анжелика в мятеже» (фр. Angélique se révolte) (1961). Часть 3. Глава 16

Солдат Ансельм Камизо, который часть ночи провел, согреваясь надеждами и райскими мечтами, подскочил, услышав легкое царапание в дверь. Ночь уже кончалась, и небо начало светлеть. Надежда его совсем истончилась, словно огонек догорающей свечки. С трудом передвигая окоченевшие за ночь ноги, он подошел к двери и шепотом спросил:

— Это вы, госпожа Анжелика?

— Это я.

Ключ со скрипом повернулся, и Анжелика появилась в приоткрывшейся двери.

— Долго же вы ходили, — упрекнул солдат.

И вдруг железная рука схватила его за горло, здоровенный пинок свалил с ног и сильный удар по затылку лишил сознания.

— Бедняга, — вздохнула Анжелика, глядя на длинное костлявое тело Ансельма Камизо с кляпом во рту, обмотанное веревками.

— Иначе невозможно, мадам, — отвечал один из сопровождавших ее матросов. Всего их было трое. Рескатор выбрал их из своей команды.

«Я приказал им не отходить от вас ни на шаг и доставить сюда живой или мертвой!»

Во дворе дома мэтра Берна, куда сам хозяин вышел с фонарем в руках, появились Анжелика в черном плаще с серебряными галунами и трое моряков довольно страшного вида, которых легко было представить с ножами во рту. Они опустили наземь огромный сверток, в котором купец узнал крепко связанного стража с Башни маяка.

— Так вот, — быстро заговорила Анжелика, — я нашла капитана, который согласен взять нас всех на свое судно. Через несколько часов он снимается с якоря. Эти люди будут сопровождать меня, пока я извещу всех остальных. Надо дать им надеть что-то на себя, чтобы на них не обратили внимания на улицах. Они с иностранного корсарского судна…

Она постеснялась прямо сказать, что договорилась с пиратом, не признающим никакой власти, никакого государя и подымающим лишь черный разбойничий флаг на мачте своего корабля.

— Он стоит сейчас на якоре в заливе недалеко от деревни Сен-Морис. Там всем и следует собраться. Каждый будет добираться туда как может. Вам со всеми вашими, мэтр Берн, я предлагаю выйти из города через калитку в укрепленной стене. Ею можно пользоваться еще три часа, потому что смена караула производится в семь утра. Если мы поторопимся, то и другие семьи успеют воспользоваться этим проходом.

Мэтр Габриэль был достаточно умен, чтобы не возражать. Абигель уже поговорила с ним. Он знал, что им грозит гибель и надо хвататься за любую возможность выйти из города и поскорее сесть на корабль. Ночной туман еще держался над городом, но уже занималась заря того дня, который увидит либо их уход, либо гибель в тюрьмах короля.

Он указал погреб, куда положить связанного солдата, и поднялся вслед за Анжеликой в дом будить детей и тетку.

Чуть позже он тревожно задумался над тем, что за странные люди, в подозрительных меховых шапках, с лицами цвета подгоревшего хлеба, сопровождают Анжелику и что превратило ее в непохожую на себя женщину, так твердо отдающую приказы. Он смутно понимал, что в таких серьезных обстоятельствах Анжелике некогда притворяться. Смертельный риск наступающего дня утверждал ее правоту. Она приняла на себя заботу о всех с хладнокровием и бескорыстием знатных вельмож прошлого, и, чтобы ее жертвы не оказались бесплодными, следовало быстро и точно повиноваться ей.

Абигель уже приготовила тощие узлы, как ей было сказано. Пастор Бокер с племянником были уже здесь. Маленький Натаниэль спал еще рядом с Онориной.

— Сейчас я подниму их и одену, — сказала Абигель, не задавая лишних вопросов. — А вы, Анжелика, согрейтесь пока в этой кадке горячей воды, которую я приготовила для вас, и переоденьтесь в сухое.

— Вы добрая фея! — отвечала Анжелика и, не теряя ни секунды, закрыла дверь кухни, вошла в чуланчик, где ее ждала горячая вода, быстро сбросила на пол плащ Рескатора, за ним всю свою мокрую одежду и блаженно опустилась в охватившее ее тепло. Без этой передышки она не могла бы выдержать всего, что еще предстояло сделать, несмотря на экзальтацию, придававшую ей сил. А ведь впереди было много дел.

Ей было слышно, как Абигель осторожно будит детей, рассказывая им о чудесной стране, полной цветов и лакомств, куда они поедут. Девушка сумела поднять их, не напугав, не давая ощутить тревоги этих налитых свинцовой тяжестью последних минут сборов.

— Восхищаюсь вами, Абигель. Вы нисколько не растерялись.

— Это самое малое, что я могу сделать для вас, Анжелика, — отвечала девушка так спокойно, словно сидела за прялкой. — Но где же вы были? Вы совершенно преобразились.

— Я? — Анжелика увидела себя всю, обнаженной, в высоком трюмо с оправой из полированной стали, куда она раньше лишь мимоходом бросала рассеянный взгляд, поправляя волосы и чепчик. Перед ней предстала крепкая женщина с белой кожей, тонкой талией, высокой грудью, длинной спиной и стройными ногами, «самыми прекрасными ногами во всем Версале», и с красным рубцом от разреза, который сделал Колен Патюрель, спасая ее от укуса змеи, там, в Рифе. Забытое тело!..

В ушах ее зазвучал насмешливый голос: «Женщина, за которую сегодня я не отдал бы и сотни пиастров». Она спокойно пожала плечами: «Ему это не годится? Тем хуже для него!» и натянула сухую рубашку, положенную заранее Абигель на табурет. Вызывающе улыбаясь, она встряхнула волосами, и они опять разлетелись солнечным ореолом. «Как же это понять? Он мой худший враг.., и мой лучший друг…» Он так зло и даже цинично разговаривал с нею. Издевался. Не хотел принимать всерьез невыносимые страдания преследуемой женщины. «А теперь, любезная маркиза, представьте мне план осуществления вашего каприза», словно стремление спасти человеческие жизни было лишь странной причудой! Но все-таки он согласился взять их на борт. Этот стоящий вне закона корсар согласился сделать то, на что не решился бы ни один капитан с хорошим экипажем и большим запасом продовольствия. Так стоит ли обращать внимание на циничные слова! Чувствительности Анжелики пора было притупиться. Несчастье учит мириться со многим. Надо обращать внимание только на дела.

Он сам с удивлением заметил, когда она уходила с корабля:

— У вас, безусловно, ужасный характер, моя дорогая, и все-таки вы не обиделись на мою невежливость.

— Ах, есть столько вещей несравненно более важных. Спасите нас, а потом обращайтесь со мной, как вам будет угодно.

— Обязательно.

Анжелика едва сдержала смех. Абигель ничего бы в этом не поняла. А ее поддерживало взаимопонимание противников, сознающих себя одинаково сильными и умеющими дать ответ.

Она вышла из чулана, завязывая шнурки юбки, скрутила волосы, засовывая их под чистый чепчик, и завернулась в плащ.

— Я готова.

— Мы все готовы.

Анжелика взглянула на красивые большие часы на стене. Не прошло и получаса с ее возвращения. Время словно растягивалось.

Онорина в двух юбках и пальто с капюшоном спала стоя. Анжелика взяла тяжелую сонную дочь на руки. Подошла Ревекка, чтобы вылить воду. Она задерживалась из-за Анжелики. Все уже было прибрано в доме. Оставалось только погасить угли в очаге. Мэтр Габриэль сам раздавил их каблуком. Молча они спускались по лестнице при свете единственной свечки. У каждого в руках был узел или сверток.

Во дворе мэтр Габриэль остановился и спросил, что будет со связанным солдатом в подвале. Бросить его в пустом доме значило обречь на мучительную смерть. А ведь Ансельм Камизо помогал им. Поколебавшись с минуту, Анжелика сказала, что даже если их побег не скоро заметят, то вечером уж сюда определенно придут солдаты, чтобы арестовать все семейство. Увидят, что дом оставлен, обшарят его весь и, конечно, найдут беднягу, — если он сам не сумеет еще раньше развязаться и освободиться.

— Хорошо. Тогда идем, — решил мэтр Габриэль. Ночь уже кончалась, когда они вышли со двора, закрыв за собой тяжелые ворота. В плотном еще тумане они добрались до городской стены, а затем и до калитки в углу. Анжелика передала Онорину в руки Абигель.

— Дальше я не могу идти с вами. Мне надо предупредить остальных. Идите к деревне Сен-Морис. Когда все там соберутся, мы вместе отправимся к месту посадки на корабль. Но жители деревни ничего не должны знать. Скажите, что вы собрались на похороны единоверца, что погребут его в ландах.

— Ты знаешь, как добраться туда, Мартиал? — обратился мэтр Габриэль к сыну. — Отведи туда женщин, до самой деревни. А я должен остаться с госпожой Анжеликой.

— Нет, — возразила она.

— Вы думаете, я оставлю вас с этими иноземными разбойниками?

Анжелика убедила его все-таки идти вместе со своими. Она ничего не опасалась, она чувствовала себя под охраной, больше всего она хотела, чтобы они вышли за стены города. Это ведь только первый этап.

— Нужно, чтобы тех людей, которых я пошлю вслед за вами, встретил около деревни кто-нибудь, кто сумеет их успокоить и ободрить. Ведь они уйдут из дома впопыхах, не успев подумать, а придя в назначенное место, могут растеряться, разволноваться.

Наконец Берн с семьей, оба пастора и Абигель с Онориной на руках ушли, и Анжелика могла исполнять свою роль овчарки, торопливо сгоняющей стадо на место.

У Мерсело все прошло спокойно, и супруги, и дочь их Бертиль не просили никаких объяснений. Анжелика сказала им, что надо отправляться немедленно, иначе придется ночевать уже в тюрьме. Они быстро оделись. Мэтр Мерсело зажал под мышкой книгу, которую составлял долгие годы; на бумаге с филигранями королевского герба красовалось заглавие: «Летопись мук и страданий, испытанных ларошельцами в годы от рождества Христова с 1663 по 1676-й». Это был труд всей его жизни.

Бертиль спросила, что станет с вещами, уже отправленными на «Святую Марию».

— Этим мы потом займемся.

Семейство Мерсело направилось к городской стене, Анжелика пошла будить часовых дел мастера.

Немного позже она позвонила у дверей Карреров. Этот адвокат не у дел со своими одиннадцатью детьми был, кажется, самым «бесполезным» пассажиром среди тех, кому предстояло тесниться на корабле Рескатора. И он-то начал топорщиться. Отправляться? Именно сейчас? Но почему? Их собираются арестовать? А откуда ей это известно? Сказали? Кто сказал? Где доказательства?.. Анжелика не стала с ним разговаривать, а прошла по комнатам и разбудила всю семью. К счастью, дети, хорошо вымуштрованные матерью, собирались без суеты. Старшие помогали одеваться младшим, те собирали свои вещички. Через несколько минут все были готовы, комнаты приведены в порядок, постели застланы. Мэтр Каррер в ночной рубашке и колпаке еще требовал доказательств, что ему грозит арест, когда вся семья в полном порядке уже ждала его в прихожей.

— Мы уходим, отец, — сказал старший, шестнадцатилетний подросток. — Мы не хотим попасть в тюрьму. Туда отправили сыновей часовщика, и они так и не вернулись.

— Идем же, Матье, — сказала его жена, — мы все решили уходить, значит, надо уходить, рано или поздно.

Она сунула младенца в руки Анжелике и помогла мужу натянуть штаны. Быстро одев его, как ребенка, и не переставая уговаривать, она бесцеремонно вытолкнула его за дверь.

— Моя табакерка… — прохныкал он.

— Держи ее.

Туман уже разошелся. Стало светло. Горожане просыпались. Анжелика и трое моряков, сопровождавших ее, помогли семейству адвоката добраться до калитки в стене. Видя, как они один за другим вступают на тропинку, ведущую через ланды, где туман еще стоял, Анжелика почувствовала невыразимое облегчение. Оставалось предупредить еще три-четыре семьи, да еще Маниго, жившего в отдаленном квартале.

Монотонно зазвонили в церкви, и сейчас же забил большой колокол, чьи звуки еще глохли в сыром воздухе. Звонили к утренней молитве. На улицах стали появляться прохожие. Ремесленники открывали ставни своих мастерских. Вновь подходя к городской стене вместе с семьей булочника, Анжелика насторожилась. По стене забегали, там перекликались мужские голоса, потом над переулком повесили что-то красное. Туман еще не совсем разошелся, и солдаты сверху не могли разглядеть подходивших к стене беглецов. Им удалось тихонько отойти и спрятаться за крыльцом ближайшего дома. Надо было подумать, что делать дальше.

Пришла смена и обнаружила, что часовой исчез, — объяснила Анжелика. — Подумают, наверно, что он бежал через угловую калитку. Во всяком случае, ее запрут и поставят возле нее солдата.

Становилось все светлее и было видно, как на стене собирается все больше солдат в красных мундирах.

— Красные мундиры у драгун, — пробормотал булочник. — Почему сюда привели такое пополнение?

— Может быть, потому что подходит голландский флот.

Жена булочника залилась слезами:

— Нам всегда так везет. Если бы ты поторопился, Антуан, мы бы еще успели пройти тут. А как нам теперь выбраться из города?

— Можно прямо через городские ворота, — успокоила ее Анжелика. — Сейчас их откроют.

Она растолковала им, что теперь и другие ремесленники и торговцы отправятся в Ла-Паллис или на остров Ре и вполне можно будет пройти вместе с ними, не привлекая к себе внимания:

— Город ведь не в осаде. И один день у нас еще есть. Вы идите, как будто несете свой хлеб на продажу. Если вас станут спрашивать, можете назвать свое имя.

Она быстро успокоила их, и они смешались с первыми прохожими. Мэтр Ромен прихватил с собой порядочную часть ночной выпечки. Хорошо, будет чем закусить на корабле, пока очередь дойдет до галет.

Прохожие видели просто еще одного булочника из Ла-Рошели, шагающего среди своих сограждан, он же подходил к воротам Св. Николая с тяжелым сердцем, уже сознавая себя изгоем. Горе его усугублялось спешкой, в которой пришлось собираться. Он все еще не мог поверить, что это на самом деле.

Семью Маниго Анжелика застала за столом в их роскошной столовой. Сирики разливал им горячий шоколад. Она так же устала и запыхалась, как в тот день, когда впервые пришла к ним за де Барданем. Ведь солнце уже встало. После ночной бури начинался чудесный ясный день. Туман весь разошелся. Улицы уже кишели народом. Теперь приходилось действовать не под спасительным покровом ночной темноты. Надо было идти на риск.

Анжелика как можно короче рассказала о последних событиях. Заговор обнаружен, арест неизбежен, осталось одно спасение — немедленно сесть на судно, которое согласилось принять их и находится в окрестностях Ла-Рошели. Трудность в том, чтобы выйти из города, не привлекая внимания. Маниго достаточно хорошо известны, и, конечно, на их счет уже отдан приказ. Надо выбираться, разделившись, и под чужими именами. Выйдя за пределы города, они должны встретиться в деревне Сен-Морис…

Мэтр Маниго, его супруга, четыре дочери, зять в сынишка так и застыли с чашками в руках.

— Да эта особа с ума сошла! — воскликнула госпожа Маниго. — Что? Она заявляет, что мы вот так, сейчас должны отправляться в Америку?.. И все тут бросить?.. — Как называется это судно? — сурово спросил судовладелец.

— «Голдсборо».

— Не знаю такого. А эти люди, что с вами, из его экипажа?

— Да.

— Судя по их рожам, судно ненадежное и даже подозрительное.

— Это так, но его капитан согласился принять нас, тоже подозреваемых. Если вы предпочитаете им рожи подручных Бомье, которые скоро явятся за вами и потащат в тюрьму, тем хуже для вас.

— Из тюрьмы можно выйти, когда имеешь влияние, как я.

— Нет, господин Маниго, на этот раз вам выйти из нее не удастся.

Один из посланных с нею матросов взял ее за руку и сказал с сильным акцентом:

— Мадам, хозяин велел нам не задерживаться в городе после восхода солнца. Надо спешить.

Эта семья, спокойно сидевшая за лакомой едой в роскошной обстановке, словно им не грозила гибель, привела Анжелику в ярость. Не взять с собой Маниго значило лишиться опытного негоцианта, в руках которого было состояние их маленького общества. И она ведь обещала Рескатору, что ему заплатят. А главное, тут был этот беленький мальчик, Жереми, так похожий на Шарля-Анри.

— Тем хуже для вас и для вашего сына. Мне только жаль, что я рискую жизнью, придя за вами. Если бы мне не пришлось добираться сюда, я была бы уже возле Сен-Мориса. Каждая минута уменьшает возможность спастись. Значит, вы решили уехать, но не хотите этого. Дожидаетесь чуда, которое позволит вам сохранить и ваше положение, и деньги, и веру, и свой город. Вы читаете Священное Писание, вам следовало бы помнить, что евреям, узникам в Египте, было ведено есть пасху стоя, перепоясанными, с палкой в руке, готовыми пуститься в путь, когда их призовут.., прежде чем фараон хватится…

Судовладелец Маниго внимательно посмотрел на нее, сильно покраснел, потом побледнел.

— Прежде чем фараон хватится, — пробормотал он. — Сегодня мне приснился сон, в котором все опасности, грозящие нам, приняли определенные формы. Я увидел громадную змею, которая приближалась, чтобы задушить меня и всех моих. Она приближалась и голова у нее была…

Он не договорил, встал, тщательно вытер рот салфеткой и положил ее на стол, рядом с недопитой чашкой шоколада.

— Идем, Жереми, — он взял сынишку за руку.

— Куда же ты? — вскричала госпожа Маниго.

— Идем садиться на корабль.

— Ты поверил дурацким историям этой женщины?

— Я в них верю, потому что это правда. Уже несколько дней я подозреваю, что нас предали. — Он повернулся к старому негру:

— Принеси мне пальто и шапку, и для Жереми тоже.

— Возьмите с собой сколько можете денег. Положите их в карманы, — шепнула ему Анжелика.

Мадам Маниго разразилась слезами:

— Он сходит с ума! Что с нами будет, дочери мои?..

Те смотрели то на мать, то на отца. Тут поднялся зять судовладельца, офицер, и взял за плечи свою молодую жену, решительно и нежно глядя ей в глаза.

— Пойдем, Женни… Надо идти.

— Как же это? Прямо сейчас?.. — Она боялась путешествия, потому что ждала ребенка.

— У тебя же приготовлен дорожный тючок. Возьмем его. Пора идти.

— И у меня есть сак. Он тяжеловат, но Сирики понесет его.

— Сирики нельзя идти с нами, — тихо сказала Анжелика. — В городе все знают, что это ваш негр. Вас сразу заметят. Ведь за вами следят.

— Бросить Сирики? — возмутился Маниго. — Это невозможно. Кто же позаботится о нем?

— Ваш компаньон, господин Тома, который должен был принять на себя ведение всех ваших дел и вступить в переписку с вами, когда вы окажетесь на Островах.

— Мой компаньон?.. Да это он нас и выдал. Теперь я убедился в этом. Он мечтает, конечно, захватить все себе. У змеи, которая мне приснилась, была его голова.

В передней он с горечью обвел взглядом прочные, украшенные резьбой своды, большой сад, куда вели стеклянные двери, и двор с непременной пальмой, куда вела другая дверь.

Держа Жереми за руку, Маниго пошел по двору. Один из матросов нес за ним дорожный сак.

— Куда же вы уходите? — ахнула госпожа Маниго. — Я еще не готова. Мне еще надо упаковать несколько тарелок, самых драгоценных…

— Укладывай все что хочешь, Сара, и догоняй нас, когда сможешь, но поторопись, хоть на этот раз, — с философским спокойствием ответил ее муж. За ним вышла молодая пара. Уже на улице к нему подбежала одна из дочерей.

— Отец, я хочу идти с тобой.

— Идем, Дебора!

Она была его любимицей, вместе с младшим сыном. У него хватило мужества перейти улицу, не повернув головы.

У ворот Св. Николая группа, состоявшая из судовладельца с дочерью и сыном, его зятя с женой и Анжелики с тремя матросами, решила разделиться. Первым пошел офицер, Жозеф Гаррет, с женой и мальчиком Жереми, потом Маниго с тремя матросами. На вопросы, которые им задавали, один из матросов отвечал по-английски. Часовой ни слова по-английски не понимал, но знал, что в гавань прибыл накануне английский корабль. С понимающим видом он пропустил иностранцев. За ними шли две сельские красотки, — Анжелика и Дебора, видимо, бывшие при них. Как только иностранцев пропустили, женщины, хихикая, прошмыгнули вслед, не считая нужным назваться и записаться, а часовые не посмели окликнуть их и проводили снисходительными взглядами.

— Самое трудное позади, — шепнула Анжелика Маниго, догнав его. — Вас не узнали.

Для скорости они шли друг за другом. Ветер был довольно силен. По небу быстро бежали белоснежные облака, легкие и пушистые. Море у берега все еще было темным после ночной бури.

— А что же мать? — спросила Дебора. — И сестры?

— Они пойдут за нами.., или не пойдут…

С равнины было видно далеко. Уже можно было различить хижины Сен-Мориса. Их встретили возгласами: «Наконец-то!»

Беглецы вышли из хижин, где пока обогревались у очагов. Мэтру Берну нелегко было уговаривать их сохранять спокойствие и бодрость. Они слышали, что надо будет подняться на корабль. Но где же он? Тут все начали вспоминать о забытых, не взятых с собою вещах.

— Ax, где же шаль Рафаэля?..

— Где мой кошелек с пятью фунтами?..

Габриэль Берн своей властью как-то установил тишину. Детей напоили свежим молоком, потом пастор Бокер стал читать молитвы, и к беглецам присоединились жители деревни, которые тоже были гугеноты. Проверили всех по списку. Не доставало только госпожи Маниго с двумя дочерьми.

— Пора отправляться, — заявил говоривший по-французски со странным акцентом моряк с «Голдсборо», по имени Никола Перро. — Скоро начнется прилив. Мы будем поднимать на борт пассажиров, а один из моих товарищей останется здесь, чтобы проводить опаздывающих.

Быстро собрали детей, совсем уж проснувшихся и затеявших игры, так неожиданно оказавшись в поле. Все собрались семьями и хотели ухе пуститься туда, куда указал говоривший по-французски матрос, как вдруг на ландах раздался крик, приковавший их к месту. Какой-то оранжевый огонек метался среди кустов со страшной быстротой. Это был старый негр Сирики, в желтой атласной ливрее с золотыми галунами, мчавшийся со скоростью доброй лошади.

— Мой хозяин! Где мой хозяин?

— Ах, сын мой! — воскликнул Маниго, прижимая к сердцу старого раба.

Сирики нес в руках свои башмаки на высоких каблуках, чтобы не мешали бежать. Он тряс головой, обмотанной белоснежным платком, и золотыми кольцами в ушах.

— Ты ведь не уедешь без меня, мой господин? А то я умирать…

— Что сказали тебе часовые, как они тебя пропустили? — спросила Анжелика.

— Часовые?.. Ничего сказать… Я бежал, так бежал! — Он рассмеялся, сверкая белыми зубами.

— Пойдемте скорее, — Анжелика подталкивала их одного за другим по указанной тропинке. Онорину она держала за руку. Первые группы шли уже через ланды. От моря их отделяло открытое ровное пространство, голая огромная равнина. Еще можно было разглядеть башни и стены Ла-Рошели. Анжелика забеспокоилась. Раб Сирики, догонявший своего хозяина, привлек, наверно, внимание.

— Идите же, — сказала она Маниго. — Нельзя больше терять ни минуты.

Но он и его родные медлили. Судовладельца терзали два чувства: желание освободиться наконец от супруги, двадцать пять лет отравлявшей ему жизнь, и стыд бросить жену и дочерей. «Она найдет способ выкрутиться, — утешал он сам себя. — Она сможет даже взять в руки моего нечестного компаньона! Но если ее посадят в тюрьму, она там погибнет — ведь она так любит хорошо поесть».

На дороге послышался шум колес и показалась тележка, за оглобли которой держалась потная и пыхтящая госпожа Маниго. В тележке были в беспорядке свалены ковры, одежда, шкатулки и ларцы, а главное, драгоценная посуда фабрики Бернара Палисси. Обе дочери и служанка толкали тележку сзади. Утомление ничуть не укротило эту даму. Едва увидев супруга, она набросилась на него с упреками и обвинениями.

— Теперь твоя очередь, — приказала она зятю, передавая ему оглобли. — И ты, лодырь, — напустилась она на старого Сирики, — не мог меня подождать, а умчался, словно ласточка…

— Ты так и проехала через ворота Св. Николая со всем этим добром? — спросил покрасневший от гнева Маниго.

— Ну и что?

— И тебе ничего не сказали?

— Они попробовали сказать. Только я их болтовню слушать не стала. Посмотрела бы я, кто мне помешает проехать!..

— Ну, раз вы уже здесь, идите вперед и поторапливайтесь, — велела Анжелика с досадой. Толстуха устроила скандал у ворот. Появилась там, таща за собой, как цыганка, эту тележку. Переругиваясь с часовыми, она могла выболтать и то, куда направляется, и то, что собирается покинуть навсегда Ла-Рошель с ее противными жителями. Она любила распространяться на эту тему, потому что сама была родом из Ангулема и жизнь в портовом городе ей вообще не нравилась.

Анжелика, ведя за руку Онорину, пошла к скале, время от времени оборачиваясь, чтобы поторопить Маниго, которые далеко позади тащили тележку и спорили. Потом она повернулась и поглядела на город. Ла-Рошель, сверкающая белизной на солнце среди серых низин, как никогда походила на корону со многими лепестками. Но у стен города, со стороны ворот Св. Николая, появилось пятнышко пыли, встревожившее Анжелику. Она ускорила шаги и скоро догнала семейство булочника.

— Вот Маниго взяли тележку, — сварливо говорила его жена, — я бы тоже могла уложить все на тачку…

— Как бы Маниго не погубили нас всех со своей тележкой, — сухо заметила Анжелика. Бегом она обогнала колонну и подошла к мэтру Берну.

— Посмотрите туда, что вы там видите? — она задыхалась. Купец шел быстро, держа Лорье за руку. Он поднял глаза в указанном направлении.

— Я вижу пыль, поднятую группой всадников. — Через минуту он добавил:

— Всадники в красных мундирах. Они едут прямо к нам.

Матрос, шедший впереди, тоже заметил их. Он бросился бежать, держа двоих детей под мышками и крича, чтобы все скорее прятались за дюнами.

Анжелика вернулась немного назад и крикнула Маниго:

— Поторапливайтесь! Бросьте тележку! За нами гонятся драгуны.

Все бросились бежать, спотыкаясь на песчаной дороге. Женские юбки цеплялись за кусты. Уже был слышен тяжелый стук лошадиных копыт.

— Скорее! Скорее! Да бросьте же, Бога ради, тележку.

Маниго вырвал из рук жены оглобли, за которые она держалась, и несмотря на крики и ругань, потащил ее вперед. Анжелика схватила свободной рукой Жереми; к счастью, он был легок как эльф и, подгоняемый страхом, изо всех сил перебирал своими ножонками. Жозеф поддерживал едва дышавшую Женни.

— Не могу больше, — простонала она…

Заметив беглецов, драгуны испустили торжествующий крик. Им сказали, что гугеноты пытаются сбежать. Это была дерзость с их стороны, но уйти им не удалось. Вот они — бегут к морю, как перепуганные зайцы, в беспорядке. Ага! Черт побери это протестантское отродье… На этот раз им достанется! От «миссионеров в сапогах» еретикам не уйти!

Драгуны обнажили сабли, лейтенант скомандовал в атаку. На скаку чья-то сабля задела брошенную тележку Маниго. Ткани разлетелись. Великолепный фарфор хрустнул под копытами…

Слыша этот галоп и торжествующие вопли, Анжелика подумала: «Ну, теперь мы пропали». Она мчалась изо всех сил — так, как когда-то, спасаясь вместе с Коленом Патюрелем из-под стен Сеуты. Жереми споткнулся, она удержала его за руку и опять поставила на ноги. Прижавшаяся к ее уху Онорина смеялась и пронзительно вскрикивала — ей очень нравилась эта игра. Наконец Анжелика добежала до дюн и бросилась под укрытие первой же кучи песка. Жалкое это было укрытие…

Драгуны были уже почти рядом. Они почти нагнали медленно, со стонами тащившиеся пары Маниго с женой и его зятя с беременной женой.

И вдруг, когда казалось, что сейчас уже сабли обрушатся на их головы, защелкали мушкеты, запах пороха проник в ноздри, вокруг поднялись дымки выстрелов.

Голос Никола Перро был слышен всем беглецам:

— Не оставайтесь тут! Ползите к скале. Оттуда вам помогут спуститься.

Анжелику тронули за плечо. Это был смуглый матрос, один из сопровождавших ее, оставшийся здесь, видимо, по распоряжению того, кто говорил по-французски. Как ни странно, только сейчас она сообразила, к какой расе он принадлежит. «Ну, конечно. Это же мальтиец!» Совсем неуместная догадка в такую минуту. Он знаком показал ей, что надо отползти назад по отлогой скале. Анжелика осторожно приподняла голову и сквозь сухие стебли увидела, что лошади мечутся и ржут в дыму, а на земле уже лежат тела в красных мундирах.

Беглый огонь мушкетов оборвал атаку драгун, они отъехали назад и начали перестраиваться.

Сердце Анжелики исполнилось восторга. Он предвидел, что за ними могут погнаться, и заранее разместил вооруженных пиратов в засаде между дюн, чтобы оборонять место посадки на корабль.

Она стала отползать, подталкивая детей. Теперь она увидела, повернув голову, судно с поднятыми парусами в заливе. Совсем близко уже была дорожка, спускавшаяся к берегу.

— Госпожа Анжелика, так вы не ранены! — Это мэтр Берн подполз к ней с пистолетом в руке. — Почему же вы задержались?

— Из-за этих недотеп, — она сердито показала на чету Маниго, тяжело шагавших, оступаясь на скользком песке.

— Я ранена, я ранена! — стонала госпожа Маниго. Может быть, ее действительно задела пуля. Она висела всей своей немалой тяжестью на муже, который ругаясь, тащил ее.

— Где Лорье? — спросила Анжелика.

— Матросы уже сажают детей в лодки. Я беспокоился о вас и вернулся. Слава Богу, капитан этого корабля позаботился о защите!.. Он там внизу, на берегу, руководит посадкой.

— Он там! Ах, это замечательный человек, не правда ли?..

— Едва ли… Он в маске, как я видел, и командует пиратами…

Перестрелка вспыхнула снова. Драгуны, перестроившись, попытались вновь напасть, и опять мушкетный огонь отогнал их. Но некоторые из них спешились и направились к дюнам, чтобы встретиться с противником лицом к лицу. Матросы с «Голдсборо», раньше сторожившие драгун со скалы, стали отходить к своим. Пока они еще оставались на скале, обороняя посадку, драгунам было нелегко приблизиться к беглецам. Но стоило последним мушкетерам отойти на берег, как спускавшиеся туда протестанты оказались без защиты: королевские солдаты могли убивать их стреляя со скал. Некоторые драгуны попробовали предпринять обходный маневр, и красные мундиры появились на вершинах соседних скал. К счастью, мушкетов у них было мало, — в основном сабли и пистолеты. По приказу лейтенанта двое самых неистовых рискнули спрыгнуть прямо вниз, но поломали себе ноги, и их вопли охладили энтузиазм тех их товарищей, которые собирались последовать за ними.

Матросы с «Голдсборо» охраняли единственное оставшееся место спуска. Другие моряки спускали детей и женщин, усаживали их в плясавшую на волнах лодку и гребли изо всех сил, торопясь подойти к судну, готовому уже сняться с якоря. На реях видны были другие матросы, расправлявшие снасти; надо было правильно распределить нагрузку и изменить площадь парусности, когда корабль двинется.

Мэтр Габриэль и Анжелика медленно отходили, держа за руки Онорину. Мальтиец заботился о Жереми. Матросы с мушкетами осторожно отходили с прежних мест.

Лейтенант прокричал драгунам:

— Не бойтесь ничего! Скоро эти бандиты спустятся вниз и тогда мы их перестреляем. Эй вы, внизу, стреляйте по шлюпке!

Он обращался к тем солдатам справа от себя, которые успели уже добраться до берега. Целиться в беглецов и пиратов с мушкетами они не могли, так как тех закрывала нависавшая скала. Зато лодка, подплывавшая уже к кораблю, хотя и была далеко, но представляла хорошую цель. Скоро пули заплясали вокруг нее, а в группе женщин и детей, столпившихся в ней, раздались вопли ужаса. Находившийся там же пастор Бокер встал на ноги, несмотря на протест пирата, управлявшего шлюпкой, и запел своим старым, надтреснутым голосом псалом.

Матросы на шлюпке быстро гребли, чтобы скорее выйти из опасной зоны. Это им удалось — на шлюпке никто не был ранен. Но предстояло вернуться к берегу, чтобы забрать оставшихся.

А драгуны успели за это время пристреляться.

— Они от нас не уйдут! Смелее! Следующий раз никого не упустим, — кричал лейтенант. — Будьте наготове, драгуны!

Щелкнули «собачки» мушкетов, зазвенели шомпола, которыми прочищали дула, и цепочки от рогов с порохом. Некоторые солдаты, надеясь на близкую удачу, высунулись вперед, чтобы вернее попасть в тех, кто еще не спустился со скалы.

Анжелика спускалась по крутой тропинке и вдруг перед ней возник усатый драгун с поднятой саблей. Габриэль бросился вперед, выстрелил, и драгун свалился, но последним конвульсивным движением успел еще нанести удар. Купец, раненный в плечо и висок, упал бы со скалы, если бы Анжелика не подхватила его в последнюю секунду. Но сама она не могла удержаться на ногах под весом тяжелого тела и, зовя на помощь, чуть не скатилась вниз. На помощь ей пришел чернолицый матрос из команды «Голдсборо»; поддерживая раненого, он кое-как спустил их по козьей тропинке.

На берегу раздалась команда по-английски, вероятно, приказ отходить, так как последние пираты из прятавшихся среди дюн вскочили и обезьяньими скачками присоединились к товарищам внизу.

— Путь свободен! Теперь сюда!.. — кричали драгуны, скучившись.

Анжелика на кучке осыпавшихся камней соскользнула на песок, поддерживая окровавленную голову мэтра Берна.

— Он умер! Он умер! Бедный мой друг.

Кто-то схватил ее за талию и заставил обернуться. Это был Рескатор.

— Наконец-то вы! Конечно, самая последняя! Сумасшедшая женщина!

Он явно смеялся под маской. Словно гибель не грозила им в эту минуту — ведь он со своими матросами оставался без всякого прикрытия на берегу, куда шлюпка не могла подойти, потому что над головой у них стояли драгуны, словно рядом не лежали раненые, пятная кровью гальку и песок, словно не настал их последний час…

Он смеялся, прижимая ее к себе, словно любил ее, рабыню, купленную в Кандии, невероятной варварской любовью, усиленной всеми бедами и трудностями, которых она ему стоила.

Но Анжелика билась и вырывалась из его рук, оглядываясь во все стороны, потому что новая страшная тревога пронзила ее.

— Онорина! Где же Онорина?.. Я выпустила ее из рук, чтобы поддержать раненого мэтра Берна… Неужели она осталась там, на скале?..

Она пыталась вырваться и опять полезть вверх. Он удержал ее железной рукой:

— Куда вы рветесь, несчастная? Стойте здесь! Сейчас пушки дадут залп, и от вас ничего не останется.

На борту корабля подняли заслонки, из-за которых показались черные дула десяти пушек.

Из уст Анжелики вырвался дикий вопль загнанного зверя. На скалистой тропинке она увидела зеленый чепчик Онорины. Девочка была у самого края и могла вот-вот свалиться вниз. В общем шуме ничего нельзя было разобрать, но можно было догадаться, что она плачет от страха и зовет мать, оказавшуюся внизу, под обрывом. А сверху к ребенку уже приближались драгуны.

— Дочка! Дитя мое! — кричала Анжелика вне себя. — Спасите ее! Ее сейчас убьют! Она свалится вниз!

Железная рука безжалостно держала ее, не давая шевельнуться.

— Оставьте меня, там моя дочь! Мое дитя! Онорина!.. Онорина!..

— Не двигайтесь с места. Я пойду за ней.

Парализованная ужасом, она смотрела, как Рескатор с поразительной ловкостью взобрался по обрывистой тропке. К ребенку уже приближался королевский солдат. Рескатор выстрелил ему прямо в лицо из своего пистолета, а другой рукой схватил девочку, словно какой-то узел. Раненный им солдат зашатался и грохнулся на прибрежные камни в нескольких шагах от Анжелики. В эту минуту с корабля начали стрелять пушки, полетели осколки скал, поднялся страшный грохот.

Анжелике показалось, что Рескатор и Онорина погребены под обвалом камней и земли. Но вдруг из облаков пыли и дыма появился силуэт пирата.

— Берите свою дочь! И держите ее получше!

— Она не ранена?

— Кажется, нет. Теперь надо садиться в лодку.

Пользуясь расстройством в рядах драгун, которых настигли пушечные ядра, шлюпка вернулась к берегу. Матросы перенесли в нее мэтра Берна и одного из своих, тоже раненого. Анжелику бесцеремонно втолкнули в шлюпку, посоветовав сесть прямо на дно. Она услышала голос Рескатора:

— Больше шлюпка не сможет подойти к берегу. Все должны уехать этим рейсом.

Он последний забрался в лодку и повернулся к белым стенам шарантских скал с театральным жестом:

— Прощайте, негостеприимные берега! Он стоял в самой корме шлюпки, представляя собой удобную цель. К счастью, солдаты, деморализованные неожиданным обстрелом и потерявшие многих из своих рядов, уже не думали стрелять. Лейтенант был тяжело ранен, его помощник отдавал противоречивые приказы и орал так, что беглецы могли их расслышать.

— Скачите скорее и просите поддержки в Пор-Луи.

— Оповестите флот в Сен-Мартине на острове Ре и Большую крепость на мысу Саблонсо…

— Не дадим этому разбойнику уйти из наших рук…

На «Голдсборо» уже поднимали якорь. Марсовые подтягивали шкоты, ветер сразу заполнил укрепленные паруса. Капитан Язон отдавал с мостика приказы так спокойно, словно дело было в порту на глазах у толпы зевак. Матросы носились по реям, подтягивая кое-где ванты и шкоты…

В это время подошла шлюпка, переполненная последними беглецами, и стала с другой стороны корабля, вне досягаемости выстрелов с берега, так что можно было переправить людей на борт уже начавшего двигаться «Голдсборо». Онорину подхватил матрос с черной повязкой на одном глазу, напомнивший Анжелике Кориано, помощника д'Эскренвиля. Но Онорине это неблаговидное лицо понравилось, она обняла матроса за шею и даже не пискнула, пока он подымался с нею по веревочной лестнице. Поднять двух раненых было сложнее и опаснее, но и это прошло благополучно. Наконец все оказались на мостике, шлюпку подняли на блоках и крепко принайтовили у шканцев. Все это совершалось с образцовой быстротой и аккуратностью.

Стоя на палубе, в безопасности, Анжелика подняла глаза. Скалы уже отодвигались вдаль. Еще видна была поверх их красная линия мундиров королевских драгун, яростно махавших кулаками. Подгоняемый бризом корабль вышел из залива и направлялся в свободное море между островами. Слева показалась Ла-Рошель, ее морской фасад. Она казалась совсем близко и блестела в лучах полуденного солнца, особенно полуразрушенные, но все еще величавые башни Св. Николая, Цепи, Маяка. «Голдсборо» шел в направлении города.

Назад | Вперед