«Искушение Анжелики / Анжелика в Голдсборо» (фр. La Tentation d’Angelique) (1966). Часть 3. Глава 8

Легко перепрыгивая через лужи, оставленные недавним отливом среди бурых камней, искрившихся каплями морской воды, шел человек.

Когда он приблизился, Анжелика узнала в нем Жана Ле Куеннека, бретонца из форта Вапассу, конюшего своего мужа.

Вне себя от радости, она подбежала к нему и крепко, по-дружески обняла:

— Жан, мой дорогой Жан! Я так счастлива видеть тебя!.. А господин граф? Тебе известно, где он?

— Я пришел один, — сказал юный бретонец. На лице Анжелики проступило глубокое разочарование. Заметив это, бретонец пояснил:

— Когда господин граф узнал о вашем отъезде В английскую деревню, он приказал мне разыскать вас во что бы то ни стало. Я иду по вашему следу уже восьмой день — от Хоуснока до Брансуик-Фолса, и дальше вдоль реки Андроскоггин.

С этими словами он вынул из-под рубахи лист бумаги.

— Это вам от господина графа.

Она жадно схватила письмо, ощутив великое счастье От того, что в руке у нее нечто, полученное от мужа, и едва не покрыв поцелуями конверт, запечатанный восковой печатью.

Вскрывая письмо, она надеялась, что Жоффрей назначал ей свидание в какой-нибудь точке на побережье и, вопреки всякой вероятности, сообщал о скорой встрече. Однако, все послание состояло всего лишь из нескольких довольно сухих строк:

«Если это письмо застанет вас в Брансуик-Фолсе, возвращайтесь с Жаном на факторию Петера Боггена. Если же вы уже вернулись в Хоуснок, наберитесь терпения и ждите меня. Прошу вас воздерживаться от проявлений излишней смелости и импульсивности».

Ощущение ледяного холода пронзило Анжелику — так ее расстроил тон сдержанной неприязни, прозвучавшей в письме.

Догадываясь, что послание хозяина не отличалось особой любезностью (кроме того, он запомнил, с каким свирепым видом Жоффрей де Пейрак вручал ему конверт), славный Жан с деликатностью простого человека попытался смягчить произведенное впечатление.

— Господин граф беспокоится о вас из-за слухов насчет войны…

— Но ведь… — сказала она.

Ее поразили следующие слова Жана:

— Когда господин граф узнал о вашем отъезде в английскую деревню…

Разве не он сам послал ее туда?..

После восьми наполненных событиями дней, прошедших со времени ее злополучного отъезда, все подробности начали погружаться в густой туман, и Анжелика не могла четко восстановить их в своей памяти.

Между тем, Жан продолжал:

— Господин граф был совершенно прав, к западу от Кеннебека царил жуткий хаос, как будто под деревьями кишел красный муравейник индейцев с томагавками, с зажженными факелами по ночам.

…Кругом пепелища, обугленные бревна, трупы, над ними воронье… В Невееванике мне повезло: индейцы-мародеры сообщили мне, что вы движетесь с Пиксаретом в южном направлении, а не в северном, как другие пленные.., я боялся, что меня схватят, приняв за англичанина… Я ведь немного рыжеват… Поэтому приходилось все время прятаться…

Внимательно посмотрев на его изможденное, обросшее бородой лицо, Анжелика постаралась взять себя в руки.

— Но ведь ты, должно быть, совсем без сил, мой бедный друг! Как тебе удавалось раздобывать в пути какую-то еду?.. Иди, подкрепись!

Жан принес с собой теплоту близких, преданных людей, дыхание родного Вапассу, и она с огромной тоской ощутила, как ей не хватает далекого лесного форта, Онорины…

Теперь казалось, что все это осталось на другом краю земли.

Все происшедшее разорвало дивный волшебный круг, круг любви… Меловой круг старинных кельтских легенд.

Наступал вечер. Анжелика почувствовала, как к ней возвращается былой огромный страх. Рокот волн говорил ей о пережитом одиночестве, об изнурительной, безысходной борьбе одинокой женщины с коварством и ловушками похотливых мужчин… Шум этого моря, его терпкое дыхание, голоса пиратов — все это возвращало ее память к Средиземному морю, к охоте за нею, беззащитной жертвой.

Только не поддаваться слабости! Теперь у нее достаточно сил: счастье последних месяцев укрепило Анжелику.

— Ей удалось преодолеть препятствия, мешавшие полному расцвету ее личности, и она знала об этом, как и о том, что в душе ее восстанавливалось мало-помалу то внутреннее равновесие, которое было свойственно ее возрасту и служило источником ее очарования.

Обретя уверенность в себе и в любви, навсегда ставшей ее надежной опорой, она внезапно осознала свою способность заставить отступить враждебность мира и подчинить себе ход событий.

Немного терпения и этому испытанию придет конец. Снова восторжествует порядок.

Ей очень хотелось подольше поговорить с Жаном, не сумевшим скрыть удивления при виде зловещей компании, в которой он застал ее. Однако, то ли случайно, то ли по злому умыслу заговорщиков за весь вечер ей так и не удалось остаться с ним с глазу на глаз. Им прочно завладели пираты. Но, хотя Буланже и Бомаршан всячески подчеркивали свою готовность принять в свой круг конюшего графа де Пейрака, ему не удавалось преодолеть в себе чувство отвращения к этим людям.

— Кушай, кушай, сынок, — гостеприимно приговаривал Гиацинт, наливая ему полный половник супа и пытаясь придать своей заплывшей свирепой физиономии приветливое выражение.

Жан вежливо благодарил, но напряженность не покидала его, и время от времени он пытался поймать взгляд Анжелики, чтобы прочесть в нем какое-нибудь объяснение.

Суп из черепахи, который они ели в тот вечер, оказался действительно восхитительным. Его приготовил сам Гиацинт, который, как и многие ему подобные, весьма дорожил своей репутацией умелого повара. Недаром этот суп был наиболее престижным блюдом караибских, флибустьеров.

— Я снова ожил, — проговорил Аристид, причмокивая языком.

— Скоро, любезный, вы опять будете бегать, как заяц, — сказала Анжелика, накрывая его одеялом.

Ее не покидало ощущение, что она все время является предметом пристального внимания. Все же ей удалось на мгновение отвести Жана в сторону и прошептать:

— Капитан корабля оставил их на берегу за непослушание. Все они больны или ранены и поэтому пока не опасны… Тем не менее, чем быстрее господин де Пейрак доберется до нас, тем лучше будет для всех. Кантор должен быть уже в Голдсборо… У тебя остались патроны?

Увы, бретонец все израсходовал на отстрел дичи, в пути, и теперь у него была лишь горстка пороха.

Анжелика зарядила мушкет и положила его рядом с собой.

Стояла удушливая жара, и тяжкое состояние, которое она создавала, нисколько не смягчалось ночным бризом.

Как обычно, Анжелика расположилась под деревом неподалеку от своего подопечного. Странная сонливость сразу же овладела ею, и вскоре ей стало трудно заставлять себя не закрывать глаза.

Последнее, что запечатлелось у нее в памяти, была выходящая из-за облака луна, чей золотистый луч высветил темные силуэты разбросанных островов и молчаливую гладь бухты.

«Это моя луна, — смутно пронеслось в уме Анжелики, — та самая, которая делает меня влюбчивой»… И действительно, Анжелика знала, что в ночи, когда луна набирает полноту, как парус на горизонте, она становится более доступной.

Вскоре ее охватил глубокий сон, но было и тревожное видение: на фоне ледяного розового неба ее окружала толпа людей с неразличимыми лицами, похожими на черные круги.

Внезапно она вздрогнула наяву. Это был не сон, глаза ее были открыты. ЕЕ ОКРУЖАЛА ТОЛПА ЛЮДЕЙ. Их тяжелые темные тени медленно передвигались вокруг нее, а небо было розовым: над бухтой Каско занималась заря.

Анжелика полупривстала. Ей показалось, что тело ее налито свинцом. Машинально она провела рукой по лицу.

В нескольких шагах от себя она увидела Жана. Привязанный к дереву, он был вне себя от ярости.

Затем она узнала Аристида Бомаршана, который, опираясь на двух незнакомых ей матросов, жадно высасывал содержимое только что откупоренной бутылки с ромом.

— Ну, что ж, красавица, — сказал он с усмешкой, — теперь наша очередь распорядиться вами… Раздался чей-то голос:

— Молчи, старый хрыч, порядочный джентльмен с большой дороги не должен оскорблять побежденного врага… Тем более, если это прекрасная дама.

Анжелика подняла глаза на говорившего. Он оказался молодым человеком с авантажной наружностью, хорошо одетым, с манерами и улыбкой бывшего придворного пажа.

— Кто вы? — спросила она каким-то бесцветным волосом.

Он снял широкополую шляпу, украшенную красным пером, и галантно поклонился.

— Мое имя Франсуа де Барсампюи. Повторно поклонившись и прижав руку к сердцу, он сказал:

— Я помощник капитана Золотая Борода.

Назад | Вперед