«Триумф / Победа Анжелики» (фр. La Victoire d’Angélique) (1985). Часть 13. Глава 48

Анжелика повисла над пропастью. Именно из этой трещины вырывался пар ленивыми струйками, расстилаясь над равниной, смешиваясь с туманом. Тут ветка, за которую она держалась, и которая была облеплена ледяной коркой, сломалась как стекло, и Анжелика полетела вниз, и упала на камни, но не ударилась, благодаря тому, что увлекла с собой густой слой снега.

Она оказалась на дне, почти похороненная лавиной, и ей стоило большого труда отыскать потерянное ружье и одну из перчаток. Снег набился в рукава, за воротник и даже под капюшон.

Делая движения пловца, она выбралась на более твердую почву и оказалась возле наполовину замерзшего ручейка.

Около нее возвышались ледяные колонны. И у подножия каскада, в данный момент застывшего и немого, расположились два индейских вигвама. Оттуда поднимался дымок, который вырываясь на равнину из трещины, выдавал присутствие жизни.

Вокруг, несмотря на свежевыпавший снег, все было утоптано. Она заметила след саней и конскую упряжь, и ей показалось, что она слышит собачий лай в глубине одной из построек.

Держа палец на спусковом крючке, она застыла настороже. Она так отвыкла от присутствия людей в течение этих долгих недель, которые давно перешли в месяцы, что она колебалась и опасалась встречи. Друзья? Враги? Индейцы или канадские следопыты?

Завеса из коры, которая заменяла входную дверь, отодвинулась. Лицо индейской женщины в повязке показалось, а затем сменилось мужским, лицом индейца, ее хозяина и господина, украшенным традиционным убором из перьев ворона. Подняв голову он смотрел на пришелицу, которая остановилась в нескольких шагах за кустами.

По его резко очерченному профилю, короткому подбородку, маленьким блестящим глазам, она узнала одного из абенакисов юга. Он напоминал Пиксаретта. Вид мушкета, казалось, его совершенно не волновал.

На всякий случай она приветствовала его на его родном языке.

— Привет тебе. Я Пенгаши из племени вапаногов. Откуда ты, дитя?

Увидев ее неясный силуэт, он принял ее за подростка.

Она указала наверх.

— Из Вапассу, оттуда.

Он щурил глаза, чтобы лучше ее видеть.

— Я думал, что все умерли. Я издали видел руины форта и домов.

Тогда она назвала свое имя и увидела, что он приятно удивлен. Она сказала, что оставила в Вапассу троих маленьких детей.

— Подойди! Входи! — сказал он, придерживая перед ней завесу. Она оставила у порога снегоходы и проскользнула внутрь вигвама. Там было тепло и уютно, хотя можно было находиться только сидя. Все было наполнено запахом дыма, хотя Анжелика и различила аромат похлебки, которая находилась в котелке, поставленном на угли; ее остатки доедали трое детей.

Это без сомнения были очень бедные люди. Она не осмелилась попросить у них еды. Пергаши рассказал, что зима застала их врасплох, они не успели закончить свой путь по направлению к Нью Хемпширу. И конечно, у него не хватило времени, чтобы добыть и закоптить достаточно мяса и рыбы для зимовки.

Он был вынужден оставить свои запасы меха у подножия дерева, в тайнике и отправился в горы, чтобы присоединиться к своему племени, но там все были точно в таком же положении. В конце концов они решили разделиться и выкручиваться самостоятельно. Его старший брат внушил ему мысль направится на север, чтобы искать убежища под покровительством белых людей из Вапассу. Но после длительного и тяжелого путешествия он встретил несколько групп абенакисов и альгонкинов, которые бродили, не зная пути и уверяли, что форт Человека-Грома разрушен и что там не осталось ни единой живой души.

Он продолжил путь, однако, не желая верить, издали заметил почерневшие руины, но прежде чем отправиться в новом направлении, поскольку запасы были на исходе, он решил найти спокойное место для стоянки и расставить вокруг ловушки, в надежде поймать хоть какую-нибудь дичь, что было редкостью в это время года.

Они разбили лагерь три дня спустя. Он был занят ловушками и раздумьями, куда направиться, и не подумал подойти поближе к Вапассу.

Он хотел продолжать путь в северном направлении и оставить семью в убежище в Ришелье или в форте Святой Анны.

Рассказывая, он покуривал свою трубочку и довольно покачивал головой.

— Ришелье? Форт Святой Анны? Но это ведь очень далеко, — заметила Анжелика. — Почему бы вам не пойти в Квебек? Это ведь гораздо ближе.

Он помотал головой. Он слышал, что армия нового губернатора зимовала в фортах Ришелье и на озерах Сан-Сакреман, Шамплейн, и что осенью барки не прекращали курсировать оттуда в Монреаль и обратно, перевозя припасы.

Ему будет не только спокойно вместе со своими, но и по весне он сможет принять участие в большой войне против Пяти Наций ирокезов.

Внезапно он спросил, как зовут детей, которые были вместе с ней, и узнав, что одного из них зовут Шарль-Анри, он обрадовался.

— Шарль-Анри! Шарль-Анри! — повторил он несколько раз.

Потом он наклонился к ней как заговорщик: «Я деверь Дженни Маниго», — доверительно сказал он.

Оказалось, он был братом Пассаконавая, вождя памакуков, который вырастил Дженни.

Пенгаши считал, что его старший брат напрасно воспитывал француженку.

Мы в самом начале все сказали ему, мы, его друзья, его семья. «Брат мой, берегись, — повторяли мы. — Ты напрасно украл ее, и наши белые братья из Канады теперь могут объявить нам войну». Тогда он спрятался в Зеленых Горах, но позже он дал мне знать, что понял, что пленная француженка была той же религии, что и англичане, она была из тех, кто распял Господа нашего, Иисуса Христа, и что по этой причине ее соотечественники считали бы ее узницей, если бы он отдал ее им. И французы обменяли бы ее на других индейцев. И он понял, что никто не придет ее у него отнимать, если он сможет обмануть одних и других.

В последний раз, когда Пенгаш видел брата, вождя Пассаконавая, он готовился к отъезду со своей семьей — Дженни и их ребенком, ее дочерью и их кузеном, который потерял всю родню в ходе войны короля Филиппа.

В Зеленых Горах зима была очень сурова. Он хотел приблизиться к берегу, стараясь не привлекать внимания колонистов-англичан, которых становилось все больше и больше, они двигались в леса в горах и видели повсюду, стоило им заметить индейское перо, участников Северной войны в Канаде, французов и абенакисов, только и мечтающих, чтобы снять с них скальп.

Пассаконавай не был крещен; как Пенгаши, который и сам, и его семья, были христианами. Пассаконавай не доверял белым людям, которые могли забрать у него Дженни; французов — потому что она была их национальности, англичан, потому что она разделяла их религию. Он будет счастлив, когда Пенгаши принесет ему новости о сыне.

— Если ты направишься на север, то не скоро увидишь брата и передашь новости о сыне Дженни, — сказала она ему.

Но потеря времени и длинное расстояние не волновали индейца. Во всяком случае военная компания против ирокезов обязательно приведет его и его семью в края, где находится его брат.

Когда ирокезы будут побеждены, Пенгаши сможет заняться сбором коллекции скальпов англичан, что вынудит его отправиться к границам Нью Хемпшира и Зеленых Гор. И тогда он воспользуется несколькими днями, чтобы найти своих и навестить их.

В вигваме Пенгаши было две женщины. Та, которая была помоложе, кормила младенца. Это была старшая дочь; муж которой был убит упавшим деревом во время их перехода.

Другая, жена хозяина; наблюдала за Анжеликой, и взгляд ее не был особенно приветливым. Несмотря на тесноту, она принялась натирать волосы медвежьим жиром; как и все индианки она следила за своей прической. Хотя ситуация была суровая, она не желала отодвигать в сторону свои привычки. Она спросила Анжелику, не найдется ли у нее расчески, потому что ее собственная сломалась.

Пенгаши приказал ей замолчать, и Анжелика поняла, что он недоволен тем, что она тратит медвежий жир, тогда как запасы провизии были на исходе.

Ее старшая дочь, молодая вдова в свою очередь попросила у Анжелики корпию для новорожденного. Она тоже обвиняла зиму в том, что она помешала запастись камышовым пухом и опилками для подкладок ребенку, и он портил меха. Ее тоже прервал хозяин. Он вспомнил, что обе женщины очищали от жира головы при помощи этих самых опилок, для того, чтобы вымыть волосы и снова натереть их жиром. Ему надоели проблемы с их прическами. Волосы! Все время их волосы! А есть нечего.

Но мгновение спустя он сам обратился к Анжелике с просьбой снабдить его алкоголем и одеялами, так как в свое время он не раздобыл этого у голландцев.

Анжелика пожалела, что не взяла с собой огненную воду. Она отправилась в путь, почти уверенная, что мираж обманывает ее, что не подумала запастись этим товаром, таким удобным для обмена. Она снова начала объяснять ситуацию. Она была в старом форте одна с тремя детьми, один из которых — Шарль-Анри. У них были дрова, но еда почти закончилась. Она ждала помощи, она думала, что человек, ушедший за подмогой, должен вернуться. Но никто не приходил. А снег почти завалил их убежище и скрыл ловушки.

Продолжая говорить, она не могла отвести взгляда от большого куска медвежьего жира и от остатков маисового супа, которые дети налили собаке.

С тонкостью свойственной индейцам, Пенгаши понял значение ее мимики. Он докурил трубочку и сказал Анжелике следовать за ним.

Оказавшись снаружи, он направился ко второму вигваму и дал ей знак войти внутрь. Там были два старика: мужчина и женщина, они чинно сидели у огня. Они курили глиняную трубку. У очага суетилась девочка лет двенадцати. Она старательно очищала шкуру от жил и последних кусочков мяса и кидала их в котелок.

Анжелика и хозяин сели. Он объяснил родителям, кто она такая и зачем пришла. Они слушали, продолжая потихоньку курить, и ни один мускул на их лицах не дрогнул, так что было непонятно, слышали ли они то, что говорил им сын. А он не торопился, он отдавал дань уважения своим предкам.

Глядя на маленькую индеанку, которая сидела согнувшись возле огня, Анжелика удивилась, потому что поняла, что глаза у девочки светлые, а волосы, хоть и смазанные жиром и украшенные традиционной повязкой, — должны быть рыжими. Еще одна маленькая англичанка-пленница.

— Мой брат был без ума от своей пленницы. Я тоже решил иметь такую в своем вигваме. Несколько лет назад мы сделали набег на одну деревню, в ходе войны с Черными Одеждами, и я взял эту девчонку. Она была такая маленькая и беленькая. Я сам обул ей первые мокасины. Я сделал их в ходе нашего отступления, а мы должны были скрыться очень быстро, потому что погоня была у нас на пятках. Некоторых пленников пришлось убить, они не выдерживали темпа пути. Но я-таки сделал мокасины. А совсем скоро она вырастет и станет моей женой. Вот почему Ганита ее не любит. А пока что она служит моим родителям.

Анжелика слушала его, придавая больше значения его жестам, нежели его словам.

Он прошел внутрь вигвама, потом вернулся, вышел наружу и притащил оттуда внушительный мешок. Старательно прикрыв вход, он приказал резким голосом молодой служанке подбросить дров в огонь, потом он старательно раскрыл мешок и вытащил оттуда большой кусок розоватого мяса.

— Я вчера неплохо поохотился. Это молодая лань. Но жене я сказал не все. Она хотела бы закатить пирушку. У нее нет мозгов. Мои родители не скажут ей. Они меня одобряют. Зима это лютый и коварный враг, и к войне с ним всегда необходимо подготовиться.

Он извлек из угла обломок сабли и умело отрезал большой кусок, который завернул в кожу и приказал служанке зашить его, что она и сделала довольно ловко. Затем он снова притащил с улицы мешок и достал оттуда две репы и ложку, глубокая часть которой была перевязана шкуркой. Открыв ее, он бережно пересчитал черные или коричневатые частички.

Он колебался, он отсчитал три или четыре кусочка, затем, одумавшись, он наполнил ложку еще один раз, встряхнув мешок, и сказал Анжелике протянуть ладони. Насыпав туда свое богатство, он сказал:

— Когда будешь варить похлебку, кинь туда эти маленькие дары леса. Они предохраняют от земляной болезни.

Он имел в виду цингу.

Она расплакалась в благодарностях.

— Я — деверь Дженни Маниго, — ответил он, словно это родство обязывало его перед ней. — Есть у тебя что-нибудь, что я мог бы ей передать? Мой брат всегда обвиняет меня во лжи. А так он убедится, что я сказал правду.

Анжелика поискала, что могла бы переслать подруге. Лучше всего — записку. Но здесь не было ни бумаги, ни чернил. Драгоценности Анжелика не носила, разве что кольцо на пальце. Она сняла его и протянула индейцу; он спрятал его на груди.

— Ты можешь дать мне ружье? — спросил абенакис. — Я должен иметь ружье, ведь я — христианин.

Этот подарок не стоил ей многого, ведь в арсенале Ваймона Уайта оружия было полным-полно.

— У меня тоже есть кое-что, это Дженни передала для сына. Но эта Ганита, похоже украла его у меня, во всяком случае, я нигде не могу это найти, — сказал абенакис. — Приходи через три дня. Кто знает? Может при помощи ружья и при покровительстве духов мне удастся раздобыть еще мяса, тогда я поделюсь с тобой.

Хоть и христианин, он предпочитал полагаться на духов, если речь шла об охоте.

Она обещала принести огненной воды и одеяло для его матери, а также корпию для ребенка.

Она так радовалась, что несет дополнительное пропитание, что обратная дорога показалась ей легкой и быстрой. Она еще до наступления ночи добралась домой.

С облегчением она прижала к сердцу детей. Какие они были смелые, если, будучи такими маленькими, смогли ее дождаться, не боясь, не шаля и не делая глупостей.

— Мы поели и заснули, — сказал Шарль-Анри.

Она решила, что расскажет ему о его матери попозже.

Этот Пенгаши озаботил ее своими планами. Сумеет ли он добраться до Зеленых Гор? Удастся ли ему достичь миссионерских поселений севера? Через несколько дней она сходит к нему.

Но через несколько дней поднялся ветер. Сухой, ледяной, словно швыряющий стальную пыль над равниной. Она взглянула за окно и поняла, что не сможет сделать ни шагу, ее собьет с ног порывом. Вот почему Пенгаши устроил свое поселение как можно глубже.

Наконец, в один прекрасный день ветер стал стихать. Она подождала, и решила на следующее утро отправиться в путь, прихватив бутыль огненной воды, расческу, корпию и два одеяла для стариков. Но утром оказалось, что пошел снег. Боясь заблудиться, она провела дома еще два дня. Наконец буря утихла. Ветер прекратился, снег перестал.

Горизонт снова был открыт, и она различила, в каком направлении двигаться.

Она снова строго наказала Шарлю-Анри следить за детьми, подмела как могла снег у порога, и отправилась на равнину. Против всякого ожидания оказалось, что следы ее прежнего перехода худо-бедно сохранились. Но туман и облака не позволяли различить струйку дыма.

Снова пошел снег.

На этот раз она прихватила колышки, чтобы метить свою дорогу, но теперь она жалела, что не взяла палочки подлиннее; снег шел так густо, что грозил засыпать ее вешки.

Несмотря на снегоходы она увязала по колено. Как и в первый раз она не заметила трещины и упала вниз. Лавина снега смягчила падение, но на этот раз она не потеряла ни перчаток, ни оружия.

Внизу все изменилось, все было засыпано снегом — деревья, кустарники, камни.

Но вигвамов и след простыл.

«Они переехали…»

Подойдя ближе, она заметила круглую форму одного из жилищ, и так образовалась, что не обеспокоилась отсутствием дыма. Она крикнула, но не получила никакого ответа. Она подошла ближе и отодвинула входную завесу. Внутри она увидела, как и в первый раз, двух стариков — он был в меховой шапке, она — в повязке.

Она поздоровалась. Тонкая снежная пыль, проникнув через дыру в крыше, обсыпала очаг и лица людей, подчеркивая темные одежды.

Они, казалось, не обращали ни малейшего внимания на снег и смотрели внимательно в одну точку.

Потом она заметила потухшую трубку и увидела, что из их ртов не вырывается пар дыхания. Она поняла, что они умерли.

Когда Пенгаши и его семья стали собираться в дорогу, грозящую новыми трудностями, ураганами и бурями, а цель была далека и неясна, отец сказал ему: «Сын мой, я остаюсь. Моя дорога завершена».

По традиции и согласно ритуалу, Пенгаши оставил им вигвам, зажег последний огонь, оставил последнюю похлебку, последние припасы и последний запас табаку. Потом он заботливо завесил вход, и в сопровождении жены, детей и маленькой служанки-англичанки, отправился на поиски французских миссий.

Анжелика оставалась без движения, стоя на коленях возле неподвижных тел, до тех пор, пока не поняла, что замерзает.

Инстинктивным жестом она протянула руку к котелку, но, как она и думала, там ничего не оказалось, кроме снега, наполовину засыпавшего посудину.

Они спокойно докурили трубочку, передавая ее друг другу, потом, после последней затяжки он положил перед собой этот священный предмет. Затем они поровну разделили еду, и когда погас последний огонек в очаге, сели, положив руки на колени. Мало-помалу внутри темнело и становилось все холоднее, а два старика спокойно ждали смерть.

Когда падение ветки расширило дыру в крыше, они были уже далеко, продолжая свой путь по дороге Великого Духа, там, где царили свет и тепло.

При бледном свете, проникающем через вход, она ясно видела лица стариков; они были как живые, она с трудом удерживалась от того, чтобы положить им на плечи принесенные одеяла.

Ей бросилось в глаза одна деталь. У каждого в руке был большой темный кусок. Это было похоже на камень или ком земли.

Но когда она подошла ближе, она заметила, что это была еда. Два тяжелых замерзших комка из перемешанной маисовой муки, мяса и сухих плодов. Это была последняя еда предков, которую они не тронули.

Она вздрогнула от неописуемой радости. Дрожа, она высвободила из окоченевших ладоней эти кусочки, а потом долго пристально вглядывалась в их лица, спрашивая: «Это для меня? Знали ли вы, что я вернусь?»

На их груди среди привычных индейских талисманов — зубов, перьев, ракушек и разных металлических бляшек, — она различила маленькие позолоченные крестики, которые носили крещеные индейцы Юго-Востока.

Видимо, это было последнее приношение Богу во имя высшей милости, о которой рассказывали им Черные Одежды.

Что значило для них оставить эту последнюю порцию еды, перед тем, как отправиться в долину Великого Духа, белой женщине и детям, голодающим всю зиму?..

Переполненная благодарностью, она положила свою находку в сумку. В руке индейской женщины был еще кошелечек, Анжелика забрала и его, подумав, что это является часть дара.

Попятившись, она натолкнулась еще на какой-то мешок. По его форме она угадала, что там находится ловушка для небольших животных, и она поняла, что индеец не забыл ее жалоб на то, что снег засыпал все ловушки.

В обмен на ружье индеец оставил ей один из своих охотничьих предметов, который мог бы открыть для нее последний шанс.

Она выбралась из вигвама, в последний раз взглянув на стариков.

— Спасибо! Спасибо! Благослови вас Господь.

И она тщательно закрыла вход, и как могла заткнула дыру в крыше, чтобы уберечь на более длительное время тела стариков от зубов диких зверей.

Назад | Вперед