С. Щепотьев. Супруги Голон о супругах Пейрак. Ч.10

Анжелика и ее любовь" - один из самых интересных томов романа. Здесь отражен своеобразный пик отношений супругов Пейрак, момент, когда в этих отношениях тесно переплетаются радость обретения друг друга после пятнадцатилетней разлуки с нагромождением взаимного недоверия, упреков, подозрений.

Погружая героев в хорошо знакомую нам по книгам Купера, Меллвила, Фаррера, Лоти романтическую атмосферу, авторы мастерски сочетают внешнюю динамику сюжета с глубокой точностью изображения психологической дуэли между мужчиной и женщиной.
Неотделимый от окружающей его морской стихии, такой же независимый, гордый и грозный, Пейрак-Рескатор заставляет нас вспомнить куперовских Лоцмана и Красного Корсара, капитана Ахава из романа Мелвилла "Моби Дик". Как Лоцман и Корсар, он вольнолюбив, бесстрашен и мужественен. Как капитан Ахав, говорит загадками и парадоксами, считает человека, в том числе и себя, равным Богу.
Увлеченный объяснением-игрой с Анжеликой, он не замечает, как временами жестока эта игра, - например, когда Жоффрэ поддерживает в супруге сознание утраты сыновей, вменяя ей в вину их мнимую гибель. Убежденный в верности своих принципов, Пейрак смело противопоставляет свою любовь к Анжелике скованной пуританской моралью любви мэтра Габриэля Берна - купца из Ла-Рошели, в доме которого нашла Анжелика приют. И гугенот, не зная о подлинных отношениях супругов Пейрак, начинает сомневаться в том, кого предпочтет женщина: добропорядочного семьянина или средиземноморского пирата. Но сам Пейрак далек от уверенности в том, что его любовь нужна Анжелике. Он то и дело то вслух, то про себя уличает ее в физической и духовной неверности, более того, он готов задушить в себе самом огромное чувство к ней.
Со своей стороны, Анжелика испытывает раздражение от того, что любимый человек позволяет себе играть ее чувствами. Возвращение утраченного мужа и его страсти к ней она готова торжествовать, но ощущение одураченности заставляет ее бунтовать против него, как ни старается она убедить себя в том, что произошло главное, чего она ждала пятнадцать лет - он вернулся к ней, а то, что вышло это не совсем так, как ей мечталось, - мелочи, пусть и досадные.
Смятение, однако, в равной степени охватывает обоих супругов, когда между ними встает живой "барьер" - трехлетняя рыжеволосая Онорина.

Пейрак способен добродушно рассмеяться над вызывающим тоном ребенка, укравшего ради самоутверждения его драгоценности. Но, несмотря на то, что, как и его соратники, он тут же примет участие в спасении девочки из пучины океана, до той минуты, когда он сам вручит ей бриллиант и скажет: "Я ваш отец, мадемуазель", он пройдет через душевные муки, достойные тех, которые пережила в связи с рождением Онорины сама Анжелика.
Авторы соблюдают столь точную пропорцию в проникновении во внутренний мир каждого из героев, что мы не успеваем занять сторону ни одного из них, каждый раз соглашаясь с правотой то мужа, то жены, ибо то и дело наталкиваемся на новые аргументы, свидетельствующие в пользу кого-нибудь из них, - словно в тенцоне трубадуров, своеобразном поэтическом турнире двух певцов.
И при этом мы увлечены сюжетом, который не дает времени на то, чтоб утомиться статикой психоанализа: что ни десяток страниц, то новые головокружительные его коллизии!
То взбалмошная дочь одного из гугенотов, взятых на борт корабля Рескатора "Голдсборо", провоцирует слугу Пейрака и едва не становится его жертвой, то привыкшие к постоянным нападкам гугеноты усматривают в действиях спасшего их от смерти пирата стремление причинить им вред и поднимают на корабле бунт.
Авторов отличает большой вкус в композиционном построении как всего сюжета, так и отдельных эпизодов. Покажем для примера, как строится сцена совершения правосудия над спровоцированным девушкой-гугеноткой слугой Рескатора Абдуллой.

Рескатор вызывает пассажиров на верхнюю палубу; охваченные страхом гугеноты и Анжелика выходят из отведенного для них помещения - и тут следует пространное описание картины построенного на палубе экипажа, пестроты костюмов, оттенков кожи и т.д.
Сходный прием применил украинский режиссер Александр Довженко в фильме "Арсенал".
"У меня, - писал он, - рабочие заряжают орудие, которым они будут бить по городу... Я помню, я решил так: думаю, постой, это великая минута. Я не должен ее продешевить. И я не стреляю. Я показываю разных людей в городе... Я растягиваю время и создаю атмосферу, чтобы показать, как это отразится на судьбе этих людей. И вот почти статично вы ощущаете величие минуты" /1/.

    1. Довженко А. "Я принадлежу к лагерю поэтическому". М., 1968, с. 272.

В самом деле, остановившись в своем рассказе на изображении замерших на палубе матросов, авторы романа доводят до максимума напряжение читателей. И тем сильней срабатывает взмах руки Рескатора, указывающей на болтающееся под фок-мачтой тело Абдуллы.
Впрочем, читательское внимание обеспечивает не только искусность, с которой супруги Голон пользуются возможностями композиции, не только ситуативная пестрота эпизодов, показывающая героев с разных сторон. Мы с неослабевающим вниманием вчитываемся в страницы книги еще и благодаря словарному их разнообразию, проявляющемуся не только в языковой персонификации действующих лиц, но и в богатстве авторской лексики: здесь и романтическая приподнятость стиля в строчках, посвященных супружеским и любовным отношениям Анжелики и Жоффрэ, и обилие навигационных терминов, создающих в сочетании с яркой пейзажной палитрой атмосферу морского романа, и неожиданно близкие к спортивному комментарию авторские ремарки в передаче психологических поединков Пейрака и Берна.
Разнообразна, однако, не только художественная авторская палитра: необычайно широк круг внимания авторов. Они обращаются к самым разным проблемам - от вопросов психологии супружеских отношений до вопросов мировоззренческих.

Так, размышляя вместе с Пейраком о сущности двух величайших религий мира - христианской и мусульманской, - они приходят к выводу об объединяющих эти две враждебные платформы, отнюдь не благовидных, чертах: о том, что всякий религиозный фанатизм чужд гуманизму и прогрессу.
"Рыцарство было не столько учреждением, сколько идеалом" /1/.

    1. Коган П. Указ. соч., с. 8.

Лелеющий традиции рыцарства Жоффрэ де Пейрак, интеллигентный, яркий, независимый и непохожий, противостоит в этой книге групповому портрету трусливых лицемеров, какими обернулись на борту "Голдсборо" протестанты из Ла-Рошели. Во второй части тома авторы срывают личину истовости с этой стаи хищных ханжей: не пальмовые ветви, но мушкеты в их руках. Толпа обывателей - потомки тех, кто кричал Понтию Пилату "Распни Его!", и предки тех, кто, заливаясь слезами радости, будет отвечать бредовым призывам бесноватого фюрера тысячеголосым "Хайль!", - вот кто они, эти недавние кандидаты на галеры, в монастыри, гонимые за веру. Они залили палубу "Голдсборо", на котором бежали от расправы драгун, кровью своих спасителей, разделивших с ними свой паек и отдавших свежую пищу их детям.
Пожалуй, кроме дочери пастора Бокера, Абигель, душа которой так же красива, как лицо, только дети по-настоящему благодарны Пейраку - Рескатору, только они оценили чистоту его помыслов и разделяют его энтузиазм в стремлении к "Земле обетованной", какой, по планам графа, должна стать его колония Голдсборо.

Но Пейрак великодушен, хотя корни его великодушия, возможно, не льстят протестантам, ибо кроются они в его презрении к их косности, лицемерию и стяжательству. И все-таки он оказывается выше своих врагов. Он открывает для них врата рая, каким хотел бы видеть свое поселение.